Гектор стоял у борта, отвернувшись от общей радостной суеты.
Болело плечо, натёртое ремнем переносной радиостанции. Болела рука. Когда колотил куском трубы по гулкому борту катера, сбил в азарте кожу на ладони.
Ножи рвали тунцов.
Сине-стальные, но уже не стремительные, блестящие тела, огромность неподвижных детских глаз…
Широкие шкерочные лезвия звенели по жёстким жаберным крышкам. Матросы чертыхались, кровеня руки в непривычной работе. Кто имел, доставал свой нож, поуже и поострее. Повар в шальном галопе, радостно отбрехиваясь на ходу, притащил на промысловую палубу охапку камбузных ножей всех размеров.
Дело продвигалось быстро. Кто половчее, вспарывал тунцу горло – тонкую хрустевшую перемычку между жабрами. Выступали на белом упругом срезе редкие красные капли. Напарник совал в распадавшуюся тёмную дыру ствол пожарного шланга. Гудела, вырываясь из мёртвого тела, бурая вода. Изредка, взбурлив неожиданным затором, из-под ствола «пожарника» на палубу вылетали куски мяса. Повар суетился, прыгал от одного тунца к другому, собирал в алюминиевый бак плавающие в красно-белой пене внутренности. Недоверчиво запускал в сочившиеся раны руку почти по самый локоть. Ему помогали все, кто был на палубе. Смеясь, бросали в бак поднятые из-под ног куски. На руках, на лицах работающих были видны налипшие красные комки и кровяные полоски слизи.
Гектор посмотрел вниз на катер, глухо стукнувшийся мимо кранца о борт, лениво поднял за ремень рацию, медленно стал подниматься по трапу.
В рубке было тихо и темновато, настороженно зеленели на щите контрольные глазки сигнальных огней. На задрайках окон, на переговорной трубе, на ручках шкафов покачивались на ремешках ненужные сейчас бинокли.
Гектор вздрогнул: в сумраке у лееров стоял Капитан. Курил, неумело, непривычно, слишком долго держа сигарету в руках. Заметив Гектора, взмахнул огоньком в сторону промысловой палубы.
– Знаешь, как они называются?
– Тунцы. Ведь…
– Тунцов много. Именно эти – альбакоро. Понимаешь – альба-коро! Белое сердце…
Ужин запоздал.
Когда Гектор, выждав десяток минут после объявления, спустился в столовую, то сквозь смех и весёлые выкрики в сторону поварского окошка уже слышались и недовольные голоса.
Пахло удивительно вкусно. Свет ярких ламп падал на раскрасневшиеся чистые лица, блестели мокрые бороды рыбаков, в общий шум прорывался дробный нетерпеливый стук ножей и вилок. Наверно, повар всё-таки ждал Капитана. Тот вошёл, кивнул:
– Ну, что там у нас на второе?
Торжественно, под нарастающий одобрительный гул, матрос-камбузник внёс огромное блюдо.
– Тунцовые сердца! Тушеные! С картошкой!
На широко распахнутом в улыбке лице повара явно угадывалось ожидание триумфа. Гул распался на многочисленные «О-го!», «Вот это да!» и «Молодчина!», заработал шумовкой матрос, рассыпая исходящие паром и соком куски по отдельным мискам.
– Давай, давай, не жадничай!
– Э! Не забудь наш стол!
– Алё, осторожней, не капай…
Шум постепенно стихал. Хорошо поработавшие люди ели молча и много. По-мужски крепко перчили мясо, улыбались друг другу. Гектор суетился вместе со всеми, подгонял камбузника, далеко тянул свою миску, смеялся. Перед ним, тревожа густым солёным запахом, в залитом тёмной подливой картофельном пюре, лежали два небольших коричневых сердца.
Запершило в горле. Холодный сок давал себя знать. Гектор мельком взглянул на Капитана.
Тот внимательно смотрел на него.
Может это и случайность, что нетронутые тарелки они отодвинули почти одновременно.
В неожиданной тишине в этот самый момент Гектор услышал:
– Понимаешь – альбакоро…
Отец хохотал и, размахивая руками, кричал им из невозможной высоты чистого весеннего неба что-то весёлое.
Другие люди, мама в домашнем халатике, он сам, совсем ещё маленький тогда Гого, соседи по двору, молча стояли у подножия мрачной пожарной лестницы, а его отважный отец ловкими прыжками бежал по краю гулкой крыши, изредка оглядывался, радуясь бледным лицом и сверкая в их сторону улыбкой белых зубов.
Внизу, под ногами толпы, последний тёмный снег ещё тонул в частых мутных лужах, а стремительному побегу отца к чердачным окнам соседних домов нисколько не мешали ни короткий модный плащ, ни узкие брюки, ни опасно лёгкие блестящие ботинки.
