Вечерами же он, охотно принятый сразу в нескольких городских компаниях, азартно играл в карты, кутил в ресторане «Мадрид», ездил с новыми знакомыми по гостям и на различные семейные торжества, которыми провинция всегда была так богата.
Никто не знал, даже не мог догадываться, что в душе Александра Венгера была осень, таилась мгла. Его родные, после произошедшего с ним в столице, хотели бы заставить его жить серо и нудно, привычной для многих, и оттого совсем неинтересной, жизнью, и делать привычное для остальных дело.
Нужно было терпеть, и он просто терпел.
Прищурившись от яркого весеннего солнца, Александр притопнул ногами, бесполезно отряхивая грязь с тяжёлых сапог, вытер рукавом пот со лба и, не успев даже толком осмотреться по сторонам, молча уставился на Манечку, которая так же без слов смотрела на него своими пронзительными серыми глазищами.
– Интересуетесь, барышня?! Вы уж поаккуратней будьте около техники, не случилось бы чего ненароком!
– А как вас звать?
Манечка была весьма упрямой и решительной особой.
– Меня? Александр Владимирович.
– Это по-настоящему? Правда?
Авиатор расхохотался, продолжая вытирать руки замасленной тряпицей.
– А по мне, так вы и есть самая настоящая! Как же звать вас, красавица?
– Манечка.
– То есть, Мария?
– Да.
– По какой причине, Мария, сюда приехать соизволили?
– Интересно. А вы настоящий авиатор?
– Да.
– А я могу с вами полететь?
Манечка смотрела на Александра ничуть не кокетничая, не заискивая, а требовательно, сдвинув строгие брови.
Авиатор расхохотался.
– Ничуть! Даже и не думайте о таком, барышня! Выдумали тоже!
До конца соревновательного дня Манечка с замиранием сердца, разрумянившись, наблюдала за полётами.
Весенний солнечный ветерок был свеж, развевал разноцветные флаги на стартовой линии, сносил боком поочерёдно приземляющиеся на малой скорости лёгкие «Блерио», «Райты» и «Вуазены», но Манечка не замечала неудобств и ахала, когда воздушные потоки слишком уж сильно, на её взгляд, качали в высоте ярко-жёлтый аэроплан.
Подруги, быстро соскучившись не совсем понятным им техническим зрелищем и поуговаривав её, уехали в город, а Манечка всё замирала и замирала, тревожась о знакомом ей авиаторе.
К вечеру, когда полёты закончились, Александр Владимирович, бодро выскочив из сдвоенной кабины, махнул ей рукой.
– Мария, вы меня подождёте?! Я сейчас распоряжусь, чтобы аппарат закатывали в ангар, и быстро умоюсь. И довезу вас домой, согласны?
– Да.
Конечно же, Манечка была согласна.
По пути, кликнув извозчика, Александр Владимирович весело расспрашивал Манечку о её жизни, рассказал и то, что считал возможным, о себе.
Как он, по настоянию родителей, некоторое время учился на юридическом факультете Мюнхенского университета; как рассорился с отцом, не желая заниматься нелюбимыми скучными науками; про то, как окончил офицерский класс Учебного воздухоплавательного парка, как стал летать, как придумал свою конструкцию биплана с местами для двух человек – ученика и инструктора-авиатора.
– Так вы же можете с собой в полёт ученика брать?!
– Могу. Но вас не возьму.
– Почему это так?!
– Потому что вы, Манечка, красивая. Очень.
В городе Александр Владимирович, как и было обещано, подвёз Манечку к самому её дому.
– Горячего чаю не хотите? Не простынете? Сейчас самая пора чай пить – вы же весь день на холоде были?! И матушка моя будет рада, я ей столько про вас рассказать хочу!
Не сходя с экипажа, молодой человек покачал головой.
– Вы прелестны, Манечка! Но в гости… Нет, не надо, спасибо. Потом.
Весна отзвенела стремительно.
Июньскими вечерами в городском саду их теперь видели всегда вместе.
На любимых качелях Манечка каталась уже только с ним, со своим Сашенькой, у неё страсть как хорошо получалось учить его раскачиваться дружными движениями, замирая в высоте, сквозь ресницы наблюдая напротив себя такое милое, мужественное, улыбающееся лицо.
Как-то незаметно и уместно Манечка всё-таки познакомила застенчивого авиатора с матушкой, Ириной Анатольевной, им хорошо было втроём проводить тёплые, задумчивые вечера в тихом домике на окраине.
Матушка забавляла Манечку и Александра Владимировича, когда в их присутствии, после чая, пока звучало пианино, читала в недавних столичных газетах новости.