Сано с ужасом понял, что его предчувствие оправдывается. Янагисава обманул доверчивого Цунаёси, приписав себе основную заслугу в поимке Льва. Сёгун, похоже, вообще не знает о вражде между сёсаканом и канцлером. Хотя кодекс Бусидо запрещает противоречить своему господину, Сано кинулся восстанавливать истину.
— Все было не совсем так, — осторожно начал он.
Янагисава вежливо осведомился:
— Вы имеете в виду, что его превосходительство допустил оплошность, и намереваетесь его поправить?
Сано именно это и хотел сделать, но, увидев, как лицо сёгуна потемнело от раздражения, поспешно сказал:
— Нет, конечно, нет. Я просто собирался изложить свою версию событий.
Поднятая рука Цунаёси заставила его замолчать.
— В этом нет необходимости. Истина… э-э… очевидна. Вы не справились со своими обязанностями. Я горько ошибся в вас.
Выговор больно задел Сано. Какая несправедливость: одна осечка — в которой он совершенно неповинен — перечеркивает все его заслуги в прошлом! Однако возражать было опасно, и он склонил голову:
— Примите мои глубочайшие извинения, ваше превосходительство.
По чести Сано был нанесен удар. Теперь его, возможно, лишат должности или даже жизни.
— Однако, — сказал сёгун, — я решил дать вам шанс смыть… э-э… позор.
Отсрочка приговора, а также тень разочарования, омрачившая на секунду бесстрастный лик Янагисавы, обрадовали Сано.
— Это подводит меня к следующей причине, по которой я вас вызвал, — сообщил сёгун.
Он кивнул слуге, тот вышел из комнаты и быстро вернулся, ведя за собой самурая в кольчуге с красными гербами рода Токугава на кирасе. Самурай сел на колени на нижнем уровне настила.
— Капитан Мори, — представил его сёгун. — Посланец из канцелярии моего… э-э… сёсидая в Мияко.
Прежняя столица в отличие от других городов управлялась не даймё[4], а специальным представителем, который всегда принадлежал к клану Токугава.
— Капитан только что приехал… э-э… с тревожными вестями. Э-э… — То ли память подвела Цунаёси, то ли слова вылетели из головы, но он дал знак приезжему: — Повторите то, что рассказали мне.
Капитан Мори доложил:
— Шестнадцать дней назад внезапно умер Бокудэн Коноэ, Левый министр императора. Ему было всего сорок восемь лет, и он отличался отменным здоровьем. Сёсидай предполагает, что министр пал жертвой каких-то грязных интриг. Он уже велел начать расследование, но подумал, что в сложившихся обстоятельствах лучше получить совет из Эдо.
В душе Сано переплелись надежда и уныние, он понял, что сёгун собирается послать его в Мияко. Новое дело позволяло восстановить честь и репутацию. Тем не менее он не хотел уезжать и предоставлять канцлеру Янагисаве свободу действий. Наверняка тот примется угрожать Рэйко и дискредитировать Сано в глазах Цунаёси.
— Даже если министра Коноэ убили, разве не полиция сёсидая обязана расследовать преступление в Мияко? — сказал Сано, пытаясь отсрочить приказ, которого он не мог ослушаться. — Могу я спросить, почему это дело так заботит ваше превосходительство?
В соответствии с традицией императорский двор занимал в Японии особое положение. Император считался потомком синтоистских богов, создавших Вселенную. Ему принадлежало право утверждать бакуфу, сформированное сёгуном. И все. Далее власть императора не распространялась. Так повелось с тех пор, как император Го-Ёдзэй нарек Иэясу Токугаву сёгуном и тем самым освятил режим, установившийся в стране. Соответственно и министры императорского двора были опереточными. Они могли только вздыхать по тому могуществу, которым обладали их далекие предшественники. Поэтому смерть Коноэ, сколь таинственной она ни казалась, не должна была взволновать Цунаёси. Он вообще никогда не бывал в Мияко. Тем не менее сёгун горестно вздохнул:
— Ситуация… э-э… не столь проста, как можно подумать, сёсакан Сано. Левый министр Коноэ был осведомителем мецукэ.
Сано внутренне напрягся. Мецукэ — тайная полиция — собирала сведения по всей Японии, следила за каждым подданным, чья деятельность хоть в малейшей степени угрожала клану Токугава. Сано не слишком удивился тому, что приближенный императора являлся шпионом. Где только стукачей не было! Аои, например, служила настоятельницей фамильного храма сёгунов. Однако он прекрасно понимал, что могло стоять за гибелью министра.
