— Этот самая безумная история, которую только я знаю, — сказал принц Фиго. — Действительно, только Нагато способен устраивать такие шутки.
— И он в самом деле женился? — спросил другой вельможа?
— Конечно, вполне достоверно, — сказал принц Тоза. — Свадьба законна, несмотря на низкое происхождение жены.
— Каждый день принц выдумывает новые безумства и задает блестящие празднества; без сомнения, его огромное состояние растратится, в конце концов.
— Если он разорится, это доставит удовольствие правителю, который совсем не любит его.
— Да, но это огорчит сегуна, который очень любит его и не потерпит, чтобы он нуждался в деньгах.
— Смотрите-ка! — вскричал принц Тоза. — Вот Нагато возвращается во дворец.
Действительно, по саду двигалось шествие. На знаменах и норимоно, которые несли двадцать человек, виднелись гербы принца: серая полоса над тремя шарами, расположенными в виде пирамиды. Шествие прошло довольно близко от веранды, на которой расположились вельможи, и сквозь занавески норимоно они увидели молодого человека, который дремал на подушках.
— Он, конечно, не придет к пробуждению правителя, — сказал один вельможа, — он побоится заснуть на плече Гиэяса.
— Нагато никогда не приходит приветствовать Гиэяса, он глубоко презирает его: это открытые враги.
— Такого врага совершенно нечего бояться, — сказал принц Тоза. — Возвращаясь после своих ночных безумств, он способен только спать.
— Не знаю, что думает об этом правитель.
— Если бы он иначе думал, неужели он стал бы переносить личные оскорбления, за которые принц заслуживает осуждения на харакири? Если Нагато еще жив, так этим он обязан мягкости Гиэяса.
— Или нежному покровительству Фидэ-Йори.
— Конечно, Гиэяс великодушен только из уважения к государю, но если б он не имел врагов, подобных Нагато, почел бы себя счастливым.
Пока придворные разговаривали таким образом в ожидании пробуждения Гиэяса, последний уже давно встал и ходил большими шагами по своей комнате, беспокойный и взволнованный; его озабоченное лицо носило следы бессонницы.
Подле правителя, прислонившись к стене, стоял человек и смотрел, как тот ходит взад и веред. Этот человек был старый конюх по имени Факсибо. Конюхи пользовались довольно большим уважением с тех пор, как была дана власть Таико-Саме, по происхождению конюху. Факсибо больше, чем кто-либо, вошел в доверие правителя, который ничего не скрывал от него и думал при нем вслух.
Гиэяс ежеминутно приподнимал у окна штору и смотрел на улицу.
— Ничего, — нетерпеливо говорил он, — ничего нового: это непонятно.
— Потерпи еще несколько минут, — говорил Факсибо. — Те, кого ты послал на дорогу в Киото, еще не могли возвратиться.
— Но другие! Их было сорок, и никто не возвращается. Если он и на этот раз ускользнул от меня, то можно с ума сойти.
— Ты преувеличиваешь, может быть, значение этого человека, — сказал Факсибо. — Какая-нибудь любовная интрига влечет его в Киото; голова его полна безумств.
— Ты так думаешь, а я уверяю тебя, что этот человек страшит меня, — твердо сказал правитель, останавливаясь перед Факсибо. — Никогда неизвестно, что он думает. Думают, что он тут, а он — там. Он обманывает самых бдительных шпионов: один утверждает, что видел его в Киото, а другой клянется, что ни на минуту не покидал его, и что Нагато не покидал Осаки; все эти друзья ужинали с ним, пока он дрался с посланными мною людьми, возвращаясь из столицы. Думаешь, что он спит или занимается любовными похождениями, но как только мой план готов исполниться, его рука обрушивается на меня в последнюю минуту. Без него империя давно была бы в наших руках; у меня много приверженцев, но его друзья также не менее сильны, и на его стороне право. Да вот кто разрушил этот план, который я так ловко составил, чтобы, под видом случайности, освободить страну от бездарного и безвольного государя, — этот план, благодаря которому власть была бы в моих руках? Какой проклятый кучер пустил на мост эту дьявольскую телегу? Нагато! Всегда он. Тем не менее, — прибавил Гиэяс, — кто-нибудь другой, один из моих союзников, должен был изменить, потому что невозможно, чтобы что-нибудь обнаружилось само собой. Ах, если бы я знал имя изменника! Я бы, по крайней мере, насладился ужасной местью.
