С утра жители Осаки запрудили дорогу в крепость. Они хотели видеть выход сегуна из замка в военных доспехах, во главе своих воинов в богатых одеждах. В ожидании они разговаривали с солдатами, стоявшими на улицах, поднося им полные кубки сакэ. Город имел веселый вид: легкий характер его жителей торжествовал надо всем. Им предстояло увидеть зрелище, и они были счастливы.
В восьмом часу ворота во второй стене замка отворились настежь, и через них виден был целый лес знамен, которые колыхались в ярких просветах между высокими пиками.
Выступали первые отряды копьеносцев сегуна, в латах, в касках с забралом, которые расширялись к затылку, а надо лбами были украшены медным полумесяцем, в руках у воинов были копья, за левым плечом развевалось маленькое знамя на древке. За ними следовали стрелки, на голове у них была повязка из белой материи, концы которой висели назад, за спиной торчали длинные стрелы, а в руках они держали большой лакированный лук. За ними шли странные личности, похожие скорее на огромных насекомых или на фантастических ракообразных, нежели на людей. У одних на черную маску, изображавшую гримасу, была надета широкая каска, украшенная медными усиками, у других на шапках были огромные рога, загнутые внутрь, а на масках были наклеены красные или белые усы и брови, у третьих на голове была надета кольчуга, которая свешивалась на лицо и оставляла открытыми только глаза. Чешуйки брони были сделаны из черного рога, они были четырехугольные, тяжелые и странно расположены, но узелки из разноцветного шелка, которыми были скреплены роговые пластинки, придавали им очень красивый вид. Эти воины, одетые подобно их предкам, были вооружены алебардами, огромными луками и щитами в обеих руках. Они долго тянулись, к великому удовольствию народа. Наконец появился Фидэ-Йори, верхом на лошади, у которой грива была заплетена. Перед ним несли золоченые тыквы, которые с последних побед Тайко-Самы не выносили из замка. Их встретили восторженными криками.
— Я вверяю их вам, — вскричал Фидэ-Йори, указывая своей армии на славные знаки.
Он ничего больше не сказал и, выхватив саблю, пустил лошадь в галоп.
Вся армия двинулась с геройским порывом и вышла из города. Народ провожал ее даже за предместье.
С вершины холма Йокэ-Мура смотрел, как Фидэ-Йори со своими войсками выходит из Осаки, и разворачивался по долине. Он ждал первого наступательного движения сегуна, чтобы, со своей стороны, напасть на Гиэяса.
— Конечно, — думал генерал, — победа возможна, Сигнэнари, так доблестно павший вчера со своими солдатами-героями, причинили много зла врагу. Я сам, отразив отряд, который хотел отбить мою позицию, причинил им много бед. Мы можем разбить наголову ту часть армии, на которую нападет сегун. В таком случае, силы сражающихся будут почти уравновешены, а при одинаковых силах мы восторжествуем.
Армия Фидэ-Йори остановилась в долине и заняла то место, где накануне был расположен лагерь Сигнэнари.
— Чего же они ждут? — спрашивал Йокэ-Мура сам себя. — Отчего они не двигаются вперед!
Вожди скакали по флангам батальонов. Странное волнение царило в рядах. Очевидно, произошло что-то неожиданное: колебались, совещались. Вдруг армия сильно заколыхалась и, круто повернув назад, вернулась в город.
— Что это значит? — вскричал Йокэ-Мура, взбешенный и бледный от гнева. — Какое безумие охватило их вдруг? Это насмешка! Что они, струсили?
Тогда солдаты Гиэяса бросились вперед, они переехали долину, которую покинул Фидэ-Йори. В ту же минуту солдаты Йокэ-Мура забили тревогу. На них напали с двух сторон сразу.
— Хорошо же, — сказал Йокэ-Мура, — теперь все потеряно.
Она позвал своего юного сына Даискэ.
— Сын мой, — сказал он, — вернись в город, догони сегуна и скажи ему, что мне остается только славно пасть за него, что, я думаю, случится еще до вечера. Будь возле государя, пока он жив, и умри вместе с ним.
— Отец мой, — сказал Даискэ, бросая на генерала умоляющий взгляд, — я предпочел бы умереть с тобой.
— Делай, что я тебе приказываю, сын мой! — сказал Йокэ-Мура немного дрожащим голосом.
Слеза скатилась по щеке сына, но он ничего не возразил и ушел.
