— Это маме можешь рассказывать про почётные миссии. Я-то знаю — ты бежишь. Наверняка задел кого-то из надутых стариков-мудрецов, а теперь пытаешься всё исправить.
Повисло неловкое молчание.
Синголо не знал, что говорить. И стоит ли говорить хоть что-то.
— Ты-то хоть вернёшься, а? — Вердео пронзительно уставился на него, и Синголо с трудом отвёл взгляд.
— Конечно вернусь, — нервно проговорил студиоз, пытаясь улыбнуться. Не получилось — лицо будто бы застыло. — Я отправляюсь, конечно, не на прогулку, но рано или поздно я вернусь.
— Желание у тебя есть, это полдела. Осталась только удача.
— О чём ты?
— В Келморе сейчас война, Синг. Не знаю, что за жемчуг ты там забыл, но даже я понимаю — от войны ничего хорошего ждать не стоит.
Синголо опешил и почувствовал холодок вдоль спины.
— Как ты узнал?..
— Ты взял зимний плащ и пальто — значит, там холодно. Ты спешишь — значит, боишься опоздать на корабль. А утром отходят только три корабля, — Вердео говорил это с абсолютно обыденным видом. — Один из них идёт в Карн, на юг. Другой пассажиров не берёт. Третий плывёт в Келмор. Об остальном догадаться было не трудно.
— И ты всё это… — ошалело пробормотал Синголо.
— Да. А ещё я прочёл записку, которую стянул у тебя из сумки, — Вердео показал ему мятую записку.
— Ты… — Синголо задохнулся от негодования, и Хелле заворочался во сне. — Выйдем в коридор — и я тебя убью!
Как только дверь в комнату закрылась, и они оказались в узеньком коридорчике, Синголо выхватил у него записку.
— Ты всю прочёл? — бесполезно читать нотации этому человеку, лучше сразу спросить суть.
— Ага. Я бы не оставлял ей записку, там романтичнее. Пропадёшь — а потом появишься.
— Да что ты в этом понимаешь? — раздражённо всплеснул руками Синголо. — Шпион недоделанный! Ты знаешь, что делают в большинстве цивилизованных обществ мира со шпионами?
— Содержат их, — спокойные глаза Вердео смотрели абсолютно спокойно на разбушевавшегося брата.
— Я… Нет, всмысле, что делают простые люди со шпионами?!
— Боятся их.
Синголо раскрыл было рот…
Но тут же закрыл.
— Не увлекайся этим слишком, слышишь?
— А ты не рвись так в этот Келмор. Обожди, пока война закончится. Посиди дома. Ты даже с отцом и Робертом не попрощаешься.
Синголо сжал кулаки.
— Не могу, братец, прости.
— А по-моему, не хочешь.
— Хочу, но не могу. Это как болото.
Неожиданно, Вердео усмехнулся.
Криво, иронично, совсем не по-детски.
— Ага. Чем дольше стоишь на месте, тем больше шансов увязнуть. Понимаю. А ещё понимаю, что ты дико упрям. Потому и не хочу тебя убеждать ни в чём. Ты уходишь прямо сейчас?
— Да. Попрощаюсь с мамой и пойду.
— Ну, тогда идём.
Прощание вышло коротким и очень неловким. Как и весь визит Синголо домой. Верона Дегнаре что-то говорила, плакала, а Синголо Дегнаре стоял, изредка кивал и говорил: «Ну мам, всё будет хорошо» и смотрел в окно.
Злобно смотрел в грязное окно, выводящее на задний двор дома.
Как же он ненавидел проклятый, замызганный огородик на заднем дворе их дома. Место, где он копался половину своей жизни…
Теперь ему не придётся этим заниматься. А когда он вернётся из путешествия, никому из его семьи тоже.
Когда он вышел из дома, улица показалась ему холоднее и отвратительнее, чем когда-либо до этого. Украдкой вытерев слёзы, он всхлипнул, шморгнул носом и, глубоко вздохнув, направился в сторону порта.
Главное — не оборачиваться, твердил он себе, пока не вышел из Уныния.
Окраины города ночью спали. Здесь жил рабочий люд и мелкие торговцы, а потому ночью тут можно было встретить лишь редкий патруль стражи да всякий сброд.
«Эх, как хорошо было бы переселить их всех сюда», — отрешённо мечтал Синголо, завистливо глядя на добротные каменные дома. — «Конечно, узкие, конечно, тесные. Но есть приличный очаг, есть даже канализация… Для мамы и папы это было бы мечтой…»
Он часто задавался вопросом, почему семье Дегнаре выпало поселиться в обшарпанном и старом доме в Унынии. Почему не в этих красивых кирпичных домах? Или, ещё лучше, в каменных особняках, что стояли в самом центре Мёнхена? В нём можно было бы и не жить даже, а просто сдавать его кому угодно. Вон, де Бронге сдал свой особняк целой своре мелких торговцев — а они сделали из него огромную лавку, по которой просто гулять приятно. А де Бронге сидит себе в скромной комнатке где-нибудь ещё и пересчитывает золото за аренду…
