- Молчи! - не выдержав, воскликнул путник.
- Что ж, - грустно улыбнулась женщина, - я умолкаю, поступай, как знаешь, - и, подняв руки, хлопнула в ладоши...
И растворилась в воздухе. И наступила тьма - кромешная. Путник немного постоял, прислушался, однако же не уловил ни звука... и нерешительно спросил:
- Смерть... где ты?
- Здесь, - тихо прошептала женщина. - Ты мне не веришь, уходи. Но знай: лишь только ты поймешь, что я права, и позовешь меня, я тотчас же явлюсь к тебе на помощь. Ну, а пока прощай, - и замолчала.
Путник стоял в кромешной тьме, не зная, что и делать. О, как ему казалось всё понятным там, в царстве живых! Жизнь - это свет и радость, смерть - тьма и зло. Смерть - это гадкая и безобразная старуха, а царство мертвых... Но... как же не поверить собственным глазам? И как не поразиться тем словам, которые услышал он - и от кого? - от смерти! Она сказала, что... Нет, это морок, наваждение! Он столько лет готовился и размышлял, изобретал волшебный порошок, выковывал железное кольцо и, главное, он видел столько зла, которому не место на земле живых - оно должно вернуться в царство мертвых и... Да, конечно, он не повернет назад и не попросит помощи у смерти. Путник наощупь сделал шаг, второй...
И покатился вниз, с обрыва.
Очнулся он среди камней на дне глубокого и полутемного ущелья. Вокруг, куда ни глянь, теснились толпы изможденных рудокопов, одетых в грязные и ветхие рубища. Одни из них крушили кирками скалы, другие ползали меж ними на коленях и что-то искали в отвалах, а третьи отвозили тачки, груженые щебнем. Пыль, грохот, скрип несмазанных колес...
Что ж, он теперь по крайней мере знает, где находится. Падение доставило его в Ущелье; теперь дальнейший путь лежит вниз по нему к Реке, а там и к Городу. Прекрасно! Не зря он все же столько лет, провел за расшифровкой тайных еретических писаний; мир мертвых для него открыт, он знает здесь все тропы, все колодцы, все пристанища! Путник тронул кольцо, улыбнулся...
- Встать! - крикнул кто-то.
Путник замер. Раздался резкий свист плети, щелчок... и злобный смех. Путник поспешно глянул вверх - над ним стоял надсмотрщик; широкоплечий и рослый урод в двурогом шлеме и стальном нагруднике, начищенном до блеска. Надсмотрщик снова замахнулся плетью и хрипло крикнул:
- Н-ну? Я жду!
Путник вскочил и, гневно улыбаясь, потянулся к поясу, да спохватился - он был без меча... И в тот же миг надсмотрщик хлестнул его по голове, сшиб с ног и, не давая встать, стал бить лежащего и злобно восклицать:
- Мерзавец! Тварь! Ничтожество!
Те рудокопы, что были поблизости, оставили работу и безучастно наблюдали за расправой. Надсмотрщик, в последний раз ударив путника, самодовольно посмотрел по сторонам... и вновь рассвирепел.
- Работать! - крикнул он, замахиваясь плетью. - Всем работать!
Толпа зашевелилась. Ударила одна кирка, вторая, третья, двинулись тачки, и эхо тотчас подхватило и умножило удары, скрипы, топот, вздохи. Путник, придя в себя, с трудом встал на колени, схватил обломок камня и исподлобья глянул на надсмотрщика. Тот, хищно ухмыляясь, крикнул:
- Р-раб! - и поднял плеть
Рука у путника сама собой разжалась, и камень шлепнулся на землю. Надсмотрщик прав - он раб; он раб своей мечты. Он был рожден свободным и свободным же прожил всю жизнь; никто не смел ни оскорбить его, ни унизить... Ну, а теперь он сам себе избрал эту дорогу, и он пойдет по ней и не свернет, и вынесет любые унижения - ради мечты. А если так...
Путник поднял еще один камень, повертел его в руке и отбросил, взял второй, уронил. Зачерпнул горсть песка - песок просыпался сквозь пальцы. Стоявший рядом с ним рудокоп бил кирхой по скале, а путник подбирал осколки, рассматривал их и отбрасывал. Рассматривал, отбрасывал, рассматривал, отбрасывал. Зачем, кому все это нужно, что здесь ищут - он не знал. Он поступал так, как и все. Он выжидал, надеясь, что со временем найдется хоть какое объяснение, и он тогда решит, что делать дальше.
Но время шло, и ничего не изменялось; клубилась по ущелью пыль, гремели кирки и скрипели тачки, надсмотрщик кричал:
