— Так-то оно так, но сколько косых взглядов нам пришлось вынести...
— Теперь это уже не имеет значения. Ты никогда не задумывалась, почему он, оставаясь рядом, постоянно отворачивался от твоих проблем, оставляя тебя один на один с ними?
— Ему было тяжело, Лейла. И он стыдился своей слабости. Вдали от меня он умер сломленным человеком.
— Он был трусом, мама.
— Постыдись, Лейла! Как можно такое говорить об отце?
— Все мужчины одинаковы. И Данте не лучше других, — ответила Лейла. — Если я дам этому человеку обет перед Господом в вечной любви, верности и послушании, это будет для меня выбором между одним из зол.
— Не повторяй моих ошибок, — сказала Клео.
— Что ты можешь понимать в таких делах, Клео? Ты же не любила никогда, ты типичная старая дева!
Пропустив мимо ушей выходку Лейлы, Клео продолжила спокойным голосом:
— Я любила однажды, но этот джентльмен не оценил мои чувства. Если Лейла думает так же насчет Данте, пусть поступает, как считает нужным...
Сандра, которая, казалось, рассеянно наблюдала за мухой на столе, вдруг взорвалась:
— Вздор! Лейла, дорогая, одумайся, еще не поздно. Один телефонный звонок, и все уладится!
— Нет, мама.
— Данте — человек с положением. Если его так унизят перед родными и друзьями, он не скоро простит.
— Но если я сейчас передумаю, я себе никогда не прощу!
— А что будет с детьми? Моя хорошая, неужели ты хочешь, чтобы они выросли, не зная отца?
Прежде чем ответить, Лейла намазала еще один тост. Ей пришла в голову фантазия сделать бутерброд из вафли и селедки. Или намазать ежевичным вареньем маринованный огурчик.
— Будет хуже, если они вырастут посреди разлада и скандалов. А так и будет, если я выйду замуж сейчас. Данте не годится на роль мужа.
— Но он же любит тебя!
— Да. — Взгляд Лейлы затуманился. — Пусть идет своим путем. Он сильный, он сможет. Беда в том, мама, что даже слишком сильный и не особенно во мне нуждается. Одной моей любви недостаточно, чтобы удержать его надолго.
Припомнив все это, она утвердилась в решении, принятом еще по дороге домой. На самом деле ее выбор был предрешен. Уяснив это, она ощутила покой.
Лейла вышла из здания речного вокзала. Идя через зал, она вдруг задалась вопросами: где теперь Данте, чем он занят, о чем думает? Нет, долой упаднические настроения. Она теперь самостоятельная женщина, ее судьба зависит только от нее самой. Замужество подождет, если он ее действительно любит и нуждается в ней. Она ему верила, но эта вера лежит словно погребенная под толстым ледяным покровом, который мог бы растаять, заметь она хоть искру понимания, в котором так нуждается.
Но где это понимание? Холодный туман окутал ее душу, полную разочарования и досады. Глаза Лейлы, обыкновенно похожие на тропическую лагуну, залитую ярким солнцем, теперь напоминали скованное льдом северное озеро, печальное и мертвое.
Под шуршание гравия дорожки, ведущей к дому Флетчеров, Лейла обдумывала письмо, которое неплохо было бы написать миссис Росси. Но как объяснить матери Данте, что ее сын не оправдал возлагавшихся на него надежд. А сестры? Ей стало жалко их. Они были к ней так добры, смогут ли они простить оскорбление, нанесенное семье?
Близ коттеджа ей встретился человек лет пятидесяти, вежливо представившийся Дейлом, смотрителем здешней усадьбы.
— Что же вы не позвонили? Я бы встретил на причале, — сказал он. — Я проветрил комнаты, прибрал все. Знаете, ведь в коттедже не жили с прошлого лета. Давайте сумку, я понесу. Ступайте за мною, я ориентируюсь здесь как кошка, даже в темноте. В шкафу и холодильнике вы найдете все необходимое. Если что-нибудь потребуется, я принесу, только скажите.
В другой ситуации она бы нашла домик для гостей очаровательным: огромные окна раскрывались на три стороны света, а в большой гостиной был камин, сложенный из необработанного камня. Стены покрывали сосновые панели, потолок поддерживали массивные деревянные балки. Широкий диван, убранный дорогим ковром, так и приглашал прилечь и отдохнуть.
— Как видите, здесь у нас тишина и покой, — говорил Дейл, наполняя вазу свежими фруктами. — Вы попали в хорошее место. Меня предупредили, чтобы вас не тревожили по пустякам.
