Во-вторых, необходимо подготовить переезд и подумать о работе на дому.
Наконец, есть еще одна проблема. И на сегодня, пожалуй, самая важная: что надеть?! Если уж судьба решает отвернуться, то встает не в пол-оборота, а спиной: в ее гардеробе не нашлось ни одного платья, достаточно хорошо сидевшего на пополневшей фигуре Лейлы. Примеряя четвертое, она видела в зеркале ту же хорошо наполненную сосиску, что и при примерке первого. Содержимое шкафа пора на свалку, решила Лейла.
— Ты там скоро? — Мать постучала в дверь. — Данте теряет терпение.
— Сейчас! — крикнула Лейла, едва сдерживая истерику. Она снимала с вешалок и кидала на пол одну вещь за другой. — Ничего невозможно надеть!
Тем временем очередь дошла до прямого шелкового платья цвета манго и полагающегося к нему жакета с атласными отворотами. Костюм не очень подходил к случаю, зато скользил по фигуре, плавно облегая потяжелевшие формы и скрадывая располневшую талию. Ниточка речного жемчуга, легкий макияж, изящные туфельки и, на всякий случай, тонкое белье. Лейла оценивающе посмотрела на себя в зеркало и осталась вполне довольной тем, что она там увидела. Сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, Лейла вышла из комнаты, навстречу любым превратностям судьбы.
Единственное, к чему она не была готова, к новому отвратительному приступу тошноты, который скрутил ее прямо посредине лестницы и буквально втолкнул в туалет. Надо сказать, что ванная в сумасшедшем домике Клео примыкала к гостиной, а не к спальне, как в любом другом доме. Трагедия, разразившаяся около унитаза, никак не могла миновать уши Данте. Об этом Лейла подумала, когда уже умывалась холодной водой, с сожалением прощаясь с остатками макияжа.
Бледная, в платье, забрызганном водой, Лейла остановилась в дверях гостиной. Данте мило беседовал с матерью и Клео. При ее появлении он вежливо привстал с дивана и бархатным голосом произнес положенный комплимент:
— Ты выглядишь обворожительно!
Лейла по достоинству оценила его натянутую улыбку и брошенный исподтишка холодный оценивающий взгляд.
— Не ожидала сегодня тебя увидеть, — сказала она, уже садясь в машину. — Чем обязана?
— Нам надо поговорить. Мы плохо расстались в понедельник. Можно, конечно, притвориться, что ничего не случилось. Но нам ведь вместе работать, избежать друг друга все равно не удастся. Давай, Лейла, проведем с тобой переговоры. Все обсудим.
— Все — это что, Данте?
— А ты не понимаешь? — Он так крепко сжал руль, что кожа на суставах побелела.
Беспокойство Лейлы усиливалось. Данте злился.
— Ты чем-то расстроен?
— Расстроен?
— Данте! Не отвечай вопросом на вопрос! У меня нет сил играть в эти игры!
Они проехали добрую сотню ярдов, прежде чем Данте заметил вскользь:
— Да, энергии у тебя поубавилось. Говорят, тебя сегодня не было в офисе. Не хочешь сказать почему?
О нет! Только не сейчас!
— У меня была пара встреч в другом месте.
— Ладно, — буркнул Данте. Поняв, что подробностей не будет, он предпочел сменить тему. — Как твой Флетчер?
— Забавно, что ты спросил. Я как раз хотела тебе рассказать о нем. Он уже кое-что вспоминает. Например, что у него есть невеста. Одна девушка в Европе, она медсестра. Он помнит теперь, что мы расстались накануне его отъезда из Ванкувера. И что я отвергла его предложение выйти замуж...
— Это у тебя неплохо получается. Сначала Флетчер, потом я.
— Я отказала Флетчеру, потому что никогда не любила его. С тобой все иначе.
— Почему это иначе, Лейла?
Лейле захотелось прямо здесь и сейчас что-нибудь порвать или разбить. Лучше, конечно, разбить. Об голову Данте. Вместо этого она поступила менее экстравагантно.
— У нас все иначе, — сказала она. — Я люблю тебя, но, если мы не признаем, что у нас проблемы, мы никогда не сможем их решить.
— О чем ты, Лейла?
— Для начала, Данте, ты почему-то меня не слышишь. Тебе легче поверить любой сплетне этого пакостника Ньюбери, чем мне.
Данте устыдился.
— Ньюбери для меня ноль, я вычеркиваю из памяти его слова на следующий день.
— Приятно слышать. — Да верится с трудом, подумала она.
Они опять надолго погрузились в молчание. Если бы он сейчас дотронулся до ее руки, ласково посмотрел бы на нее и улыбнулся, пропасть меж ними исчезла бы без следа. Но когда Данте снова заговорил, слова, им сказанные, увеличили пропасть до размера бездны:
