– Серьезно? – сказал потрясенный Виктор. – Ну и ну. То-то он сегодня на меня весь день волком смотрит.
Тэдди сочувственно покивал.
– Да, черт возьми, неудобно, – проговорил Виктор. – Извиниться надо бы… Как же он мне позволил? Ведь крепкий еще мужчина…
– Я боюсь, не пришили бы тебе дело, вот что, – сказал Тэдди. – Сегодня утром тут уже ходил один легавый, снимал показания… шестьдесят третья статья тебе обеспечена – оскорбительные действия при отягчающих обстоятельствах. А может, и того похуже. Террористический акт. Понимаешь, чем пахнет? Я бы на твоем месте… – Тэдди помотал головой.
– Что? – спросил Виктор.
– Говорят, сегодня к тебе бургомистр приходил, – сказал Тэдди.
– Да.
– Ну и что он?
– Да чепуха. Хочет, чтобы я статью написал. Против мокрецов.
– Ага! – сказал Тэдди и оживился. – Ну, тогда в самом деле чепуха. Напиши ты ему эту статью, и все в порядке. Если бургомистр будет доволен, полицмейстер и пикнуть не посмеет, можешь его тогда каждый день в унитаз заталкивать. Он у бургомистра вот где… – Тэдди показал громадный костлявый кулак. – Так что все в порядке. Давай я тебе по этому поводу налью за счет заведения. Очищенной?
– Можно и очищенной, – сказал Виктор задумчиво.
Визит бургомистра представился ему теперь в совсем новом свете. Вот как они меня, подумал Виктор. Да-а… Либо убирайся, либо делай что велят, либо мы тебя скрутим. Между прочим, убраться тоже будет нелегко. Террористический акт, разыщут. Экий ты, братец, алкоголик, смотреть противно. И ведь не кого-нибудь, а полицмейстера. Хотя, честно говоря, задумано и выполнено неплохо… Он по-прежнему не помнил ничего, кроме кафельного пола, сплошь залитого водой, но очень хорошо представлял себе всю сцену. Да, Виктор Банев, любимый ты мой человек, порося ты мое вареное, оппозиционер кухонный, и даже не кухонный – прибанный, любимец господина президента… да, видно, пришла и тебе пора, так сказать, продаваться… Роц-Тусов, человек опытный, по этому поводу говорит: продаваться надо легко и дорого – чем честнее твое перо, тем дороже оно обходится власть имущим, так что, и продаваясь даже, ты наносишь ущерб идеологическому противнику, и надо стараться, чтобы ущерб этот был максимальным… Виктор опрокинул рюмку очищенной, не испытав при этом никакого удовольствия.
– Ладно, Тэдди, – сказал он. – Спасибо. Давай счет. Много получилось?
– Твой карман выдержит, – ухмыльнулся Тэдди. Он достал из кассы листок бумаги. – Следует с тебя: за зеркало туалетное – семьдесят семь, за рукомойник фарфоровый большой – шестьдесят четыре, всего, сам понимаешь, сто сорок один. А торшер мы списали на ту драку… Одного не понимаю, – продолжал он, наблюдая, как Виктор отсчитывает деньги. – Чем это ты зеркало умудрился раскокать? Здоровенное зеркало, в два пальца толщиной. Головой ты в него бился, что ли?
– Чьей? – хмуро спросил Виктор.
– Ладно, не горюй, – сказал Тэдди, принимая деньги. – Напишешь статеечку, реабилитируешься, гонорарчик отхватишь – вот все и окупится… Налить еще?
– Не надо, потом… Я еще подойду, когда поужинаю, – сказал Виктор и пошел на свое место.
В ресторане все было как обычно – полутьма, запахи, звон посуды на кухне; очкастый молодой человек с портфелем, спутником и бутылкой минеральной воды; согбенный доктор Р. Квадрига; прямой и подтянутый, несмотря на свой насморк, Павор; расплывшийся в кресле Голем с разрыхленным носом спившегося пророка. Официант.
– Миноги, – сказал Виктор. – Бутылку пива. И чего-нибудь мясного.
– Доигрались, – сказал Павор с упреком. – Говорил я вам: бросьте пьянствовать.
– Когда это вы мне говорили? Не помню.
– А до чего ты доигрался? – осведомился доктор Р. Квадрига. – Убил, наконец, кого-нибудь?
– А ты тоже ничего не помнишь? – спросил его Виктор.
– Это насчет вчерашнего?
– Да, насчет вчерашнего… Этот алкоголик, – сказал Виктор, обращаясь к Голему, – напился, как зюзя, загнал господина полицмейстера в клозет…
– А-а! – сказал Р. Квадрига. – Это все вранье. Я так и сказал следователю. Сегодня утром ко мне приходил следователь. Понимаете, изжога зверская, голова трещит, сижу, смотрю в окно, и тут является эта дубина и начинает шить дело…
