Рядом с ним — Г а в р и л о в.
Г а в р и л о в. Звонили из Госкомитета.
М е н ш и к о в. Но ведь я уже…
Г а в р и л о в. Тем не менее.
М е н ш и к о в. Ну?!
Г а в р и л о в. Придется поднажать. Я уже связался с поставщиками…
М е н ш и к о в. Отставить.
Г а в р и л о в (усмехнулся). Бонапарт!..
М е н ш и к о в (помолчав). Я занимаюсь наукой. Ее нельзя торопить. Разговор окончен.
Г а в р и л о в (вздохнул). Все понимаешь, а ерепенишься, как…
М е н ш и к о в. Пока у меня не будет полной ясности и уверенности — до последнего узла, до последней гайки! — ты будешь им отвечать: не готовы.
Г а в р и л о в (не сразу). Хорошо. Но фонды будешь выколачивать ты сам. Не готовы, согласен. Но Госплан, госбанк, бюджет, снабжение — ты сам.
М е н ш и к о в. Пыль в глаза — не приспособлен!..
Г а в р и л о в. Конечно. Я — приспособлен, спасибо. Веселая история — я директор института, ты — руководитель лаборатории, но завишу я от тебя, а не наоборот. Ты — чистая наука, я — проклятый бюрократ. Пожалуйста.
Меншиков махнул рукой.
М е н ш и к о в. До чего ты договорился с монтажниками?
Г а в р и л о в. Конец ноября.
М е н ш и к о в. Январь.
Г а в р и л о в. Хорошо. Декабрь.
М е н ш и к о в. Конец года? План, премии, рапорт?
Гаврилов вздохнул.
Кому это надо?
Г а в р и л о в. Так уж заведено.
М е н ш и к о в. Пятнадцатое января.
Г а в р и л о в. Прекрасно. Двадцать девятое декабря.
Меншиков рассмеялся.
Вот я тебя и развеселил.
М е н ш и к о в. Когда Гордин едет в Стокгольм?
Г а в р и л о в (помедлил). Я не послал на него бумаги.
М е н ш и к о в. Почему?
Г а в р и л о в. Наверху его не знают. То есть знают о нем совсем другое — ни степени, ни ученого звания, прошлое… не утвердят. Подумай о нем — еще один удар…
М е н ш и к о в. Я сам пойду!
Г а в р и л о в. Пусть едет Щербаков.
М е н ш и к о в. Почему — Щербаков?
Г а в р и л о в. Молодой, деловой, докторскую на этом же материале делает. К тому же… носится со своим вариантом эксперимента, у всех на зубах навяз. Уж очень он у тебя колючий, на всех рычит. (И погодя добавил.) Тебе же спокойнее.
М е н ш и к о в. Ох, как ты меня оберегаешь!.. Чуток ты, чуток!..
Г а в р и л о в. Он рычит, ты рычишь… не институт, а — «во дворе злая собака»… Ладно, еще вернемся к этому. Что Надя?
Меншиков не ответил.
Слушай… я никогда в это не лез, но… отпусти Лосеву в лабораторию к Степакову…
Меншиков не повернулся к нему.
М е н ш и к о в. До свидания.
Г а в р и л о в. Ну-ну…
Его уже нет рядом.
М е н ш и к о в. Срок — уступил, Марка — уступил… Щербакова… кто следующий?.. Чертов снег! — едешь как в молоке…
З а т е м н е н и е с л е в а.
С п р а в а.
Р о д и м ц е в (администратору). В полста восьмом, как актировали меня, знаешь, я какую сумму на материк привез?! А где они? — ищи-свищи… Я не жалуюсь — и пенсия, и зарплата, и командировочные, а все же — пожиже, чем у них, гроссмейстеров…
А д м и н и с т р а т о р. И мне скоро срок подходит, а стажа уже — с хвостиком. Я планирую — на юг куда-нибудь, в маленький городок, — палисадник, полдесятка плодовых деревьев — яблоня, вишня, персик… персиковый цвет, знаете, белый с розовым, я более всего… На картинках, правда, до сих пор только видел, не пришлось в натуре, но представляю предельно, как живой…
Р о д и м ц е в. Нет, брат, мне хоть и полста девятый пошел — я не гнусь!.. Рано еще. На! (Поставил руку локтем на стол.) Попробуй опрокинь! Нет, ты попробуй, попробуй!
А д м и н и с т р а т о р. Я — на работе.
М у с я (Галочке). Или вот они, наши, из НИИ. Придумывают, изобретают, тоже бьются — большие достижения, чудеса просто, я понимаю. А мне-то что? То есть не в том смысле, что мне дела нет, — я тут который год в науке, можно сказать, дом родной! — но я так располагаю: достижения, развитие, техника, они для чего? Они для того, чтоб тебе, какой ты ни на есть незаметный и скромный по своим потребностям, чтоб и тебе полегчало, веселее стало, бодрее. Каждому. Иначе все это — до формальной лампочки, извините за выражение.
Г а л о ч к а. Видите ли, Муся… как бы это понятней… в том, что вы говорите, есть, конечно, зерно, есть какая-то правда, несомненно… но… Ага, вот как! — видите ли, есть как бы две правды — одна большая, всеобщая, так сказать, правда времени, и есть маленькая правда, ежедневная, сугубо единичная, если можно так выразиться. Так вот…
