А н г е л и н а. Какой там скит! — вон огней вдали сколько, не видишь?! То ли железо нашли, то ли медь или еще что-то, — ты хоть в газеты заглядываешь?.. Мы теперь здесь иногда по два, по три часа вне графика стоим — товарные разгружаются, а вторую колею еще не подвели. Потом нагонять приходится.
С н е г и р е в (смотрит в окно). Да-а… И не скажешь, что тайга была…
А н г е л и н а. Поездил бы с мое, не удивлялся. Я каждый рейс только и гляжу в окошко, ничего не узнаю — строят, строят… Туда едешь — пустырь или лес один, обратно — уже все перерыто, палатки стоят, краны, белье развешано… Жизнь.
Поезд остановился.
Пурга… аж вагон дрожит. (Покосилась на него; после молчания.) Все маешься?
С н е г и р е в (не сразу). Еду.
А н г е л и н а. Куда?
С н е г и р е в. Там видно будет.
А н г е л и н а. Долгий же у тебя транзит…
С н е г и р е в. Не горит.
А н г е л и н а. Чем же это тебе дома не потрафили?
С н е г и р е в (оглянулся на нее). Ты-то почем знаешь?!
А н г е л и н а. Все едешь неизвестно куда, взад-вперед, сам не свой, а какое кому от тебя добро? — никому!
С н е г и р е в (усмехнулся). Как в воду глядишь…
А н г е л и н а (горячо). А ты хоть кому-нибудь одному — много не надо! — сделай, вот тебе и покаяние… Добро! — дело какое-нибудь, помощь… хоть улыбнись, на худой конец, может, хоть этого от тебя кому-нибудь надо, откройся, полюби, заступись… хоть с чего-нибудь начни долги отдавать!
С н е г и р е в (не сразу). Некому мне долг отдавать… нет уже того человека на свете…
А н г е л и н а (убежденно). Одному должен — всем должен…
С н е г и р е в (с удивлением). Откуда ты такая взялась на мою голову?! — пигалица, а…
Кто-то стучится снаружи в дверь вагона.
А н г е л и н а. Стучится кто? — послушай!
С н е г и р е в. Да нет… ветер…
Стук громче.
А н г е л и н а (услышала). Стучат! — кто ж это из поезда выскочил в темень?! Мы же в любую минуту тронемся!.. (Быстро ушла в тамбур.)
Вой ветра за окном.
А н г е л и н а возвращается из купе. За него идет, весь в снегу, человек страшноватого, со стороны, обличья: заросший многодневной серой щетиной, в лоснящемся от ветхости и грязи полушубке, латаных пимах, с тяжелым малоподвижным лицом. При нем — никакой поклажи. Это — П о т а п о в, тот самый лесник, о котором Ангелина говорила Снегиреву.
(В тамбур, Потапову.) Отряхнитесь, а то натечет.
П о т а п о в (из тамбура). Выручила, дочка… а то, думаю, не достучусь, как я обратно-то пойду?! — занесет, никто и не хватится… (Вошел в коридорчик.) Да и не пошел бы я обратно… незачем.
А н г е л и н а. Я погляжу, нет ли свободной полки… Деньги-то на билет найдутся?
П о т а п о в. Чего-чего, а дерьма этого…
Ангелина ушла в вагон.
(Заглянул в купе.) Тепло как у вас, приятная компания.
С н е г и р е в (оглядел его с любопытством). Входи.
П о т а п о в. И войду. Только шкуру скину. (Снял с себя полушубок, поставил его на пол — полушубок стоит колом.) Видал? — шкура без хозяина, тело без души, а — стоит на своих на двоих… (Вошел в купе.)
С н е г и р е в (догадался). Это ты, стало быть, — лесник?
П о т а п о в (усмехнулся). Себе сторож. Был.
С н е г и р е в. Ушел?
П о т а п о в. А ты меня не пытай. Отвык.
С н е г и р е в. Мне-то что?..
П о т а п о в (неожиданно). Пить — пьешь?
С н е г и р е в. Завязал.
П о т а п о в (удивился). Ну?! С чего ж это — человек в полном здравии сил и вдруг — всухую живешь, без души?! А у меня, брат, очень может быть, души-то давно и нету, одни головешки тлеют. Вот залить их думал, а ты, как на грех, не пожарный.
С н е г и р е в (с интересом). Куда едешь?
П о т а п о в (без вызова). А никуда. Куда ни поеду — все тупик. (Неожиданно.) Она, брат, красивая у меня была.
С н е г и р е в. Что ж это ты?..
П о т а п о в (просто). Любил. Выше своих сил любил. Не люби я — разве ж рука поднялась бы?! От любви, брат, до топора, в случае чего, — один шаг…
С н е г и р е в. Оправдали?
П о т а п о в. Доказательств не было. Я — ушлый. Ни топора не нашли, ни следов, ни крови, ни отпечатков, ищейка и та от махры потеряла нюх. Ушлый я был, ловкий.
С н е г и р е в. А — совесть?
П о т а п о в (ровно). А тогда ее у меня и в заводе не было. Два литра за присест выжирал, юбилейный рубль гнул пальцами — до совести ли тут?! Это уж потом заговорила, после… лет через пять, никак, брат, не ранее…