Она там не одна.
Он выкрикивает ее имя, бежит к ней. И чем быстрее бежит, тем медленнее приближается. Его голос звучит искаженно, словно записан на старую, истершуюся пленку. Ноги у него слабеют, как будто по прихоти жестокого режиссера движение в кадре должно замедлиться. Он слышит музыку, любимую музыку своего города, она прорывается сквозь ее отчаянный крик, ее мольбу о помощи.
— Джина!
Он бежит, бежит…
Наконец подбегает к ней. О Боже, его вдруг пронизывает острая боль.
И кровь, Господи, сколько крови!
Лицо! Лицо, выступающее из мрака. На один короткий миг оно предстает перед ним. И тут же исчезает. И даже в своих снах…
Он не уверен, что сможет снова извлечь его из мрака памяти, даже во сне.
Складная. Он назвал ее поначалу складной.
Абсолютно неверное определение и по форме, и по существу.
Она великолепна. Ноги прекрасной формы. Изящная грудь, идеального размера. Тонкая, гибкая талия, совершенная линия плечей. Глаза, когда она смотрела на него, напоминали дымчатые хризантемы. От ее улыбки у него сердце готово было выскочить из груди. А страсть, с которой она отдавалась ему, заставила его обрести острое чувство жизни, которое, как ему казалось, он уже безвозвратно утратил.
Наверное, не следовало бы делать этого. Очень плохо. Но все же в тысячу раз лучше, чем вчера, когда он ушел.
Он лежал, обняв ее, положив ее голову себе на грудь. Энн была восхитительна не только потому, что он только что испытал с ней бешеный оргазм. Редчайшим человеческим качеством была ее преданность Джону Марселу и готовность доказать его невиновность, даже с риском для собственной жизни. Слепая вера. В силу профессии он презирал слепую веру, но Энн заставила его увидеть, что такая вера тоже достойна уважения.
— Голодна? — спросил он.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась она.
— Я имею в виду, не хочешь ли ты поесть.
— А у тебя есть еда?
Засмеявшись, он встал и, шлепая босыми ногами по деревянному полу, направился в кухню.
— Меню, конечно, изысканным не назовешь, но пара бутылок приличного вина у меня всегда найдется. Держу на всякий случай про запас пачку-другую крекеров, консервированный суп и прочее. И потом здесь всегда есть… гм-м… Завернись-ка во что-нибудь. Мы пойдем на улицу.
— На улицу?
— Пошли.
Она смотрела на него так, будто он сошел с ума, — зеленые глаза расширены, светлые всклокоченные волосы обрамляли удивленное лицо. Он бросил ей халат, сам надел длинную рубашку, схватил ее за руку и вытащил из постели.
— Проверим сети, — объяснил он.
— Мы будем проверять сети?
— Ага.
Стащив ее с крыльца, он повел Энн за угол дома. Задняя стена его, как оказалось, нависала прямо над водой.
Дом принадлежал ему, земля, на которой стоял дом, — тоже, сколько бы ни стоил этот клочок Дельты. Но сети ставили его кузены, которые при необходимости пользовались домом, таков был негласный уговор.
— Дай мне руку, — велел Марк. Она, все еще в замешательстве, смотрела на него, не понимая, что он собирается делать, но уже готовая подчиниться.
Слепая вера.
Ему она будет бесконечно преданна.
Черт! Он влюбляется.
— Вот здесь, тяни за веревку.
Схватившись за противоположные концы, они вытащили сеть, привязанную к столбам причала, который представлял собой заднее крыльцо дома. Увидев запутавшихся в сети раков, Энн вскрикнула.
— Они очень вкусные, — сказал Марк, схватив одного за голову и высасывая мясо из хвоста.
Энн побледнела.
— Не волнуйся, — успокоил он ее, — у нас есть газовая плита, и я их приготовлю. Если хочешь, конечно.
— Я ела мясо раков, — с отвращением сказала она. — Я ведь уже давно здесь живу. — И после некоторого колебания добавила: — Но я никогда не ела их сырыми.
— Они вовсе не так плохи, особенно когда умираешь от голода.
— А ты умираешь?
— Секс возбуждает аппетит.
Она неожиданно покраснела.
Марк невольно протянул руку и погладил ее по щеке и подбородку.
— Я приготовлю чудесных «дьявольских раков а-ля Марк Лакросс».
— А из меня выйдет прекрасная кухонная рабыня. Что ж, пошли.
В кухонных шкафах было полно острых соусов и приправ. Вскоре рачье мясо уже шипело в масле на раскаленной сковороде, вино было открыто и распечатаны коробки с крекерами. А еще через некоторое время на столе появился приличный ужин. Несколько минут они жадно ели, обмениваясь лишь отдельными словами.
