Синди недоверчиво посмотрела на нее, потом на Грегори.
— Ты слышал?
Энн нахмурилась:
— Я сказала это совершенно искренне…
— И это очень приятно. Так приятно, — воскликнула Синди. — Я не привыкла к таким лестным отзывам, потому что чаще всего…
— Чаще всего, — сухо вставил Грегори, — комментируя ее танец, прибегают к словам на буквы «ж» и «с».
— Сиськи и жопа, — пробормотала Синди, словно Энн было трудно догадаться.
— Что ж, — заметила Энн, — это тоже может быть целомудренно.
Синди рассмеялась:
— Джон всегда говорил, что вы очень милая и талантливая. А теперь я вижу, что вы… вы еще и страшно преданная. У вас, должно быть, жутко болит за него душа. Как бы я хотела, чтобы мы могли вам помочь.
— Я решил завтра отвести ее к Маме Лили Маэ, — сказал Грегори.
— В Дельту?! — удивилась Синди.
— А почему бы и нет?
— О, ну просто потому, что… Я хочу сказать, что кому-то все это может показаться глупостью — гадание по костям, принесение цыплят в жертву и все такое… — Она снова улыбнулась, но улыбка тут же сошла с ее лица: посмотрев куда-то за спину Энн, она смертельно побледнела. Энн резко повернулась на своем высоком табурете и увидела того, кто так напугал Синди.
Подошедший сзади мужчина был высок, строен и мускулист, элегантно одет — темный пиджак и трикотажная серая рубашка. Кожа его отливала медью, а глаза были почти изумрудными. Неповторимая и поразительная внешность — волнующая, завораживающая. Подходя к Энн, он улыбался.
— Миссис Марсел, — голос был низкий, красиво вибрирующий, — добро пожаловать в «Аннабеллу».
— Вы знаете мое имя?
— Большинство новоорлеанцев знают теперь ваше имя. Ваша фотография была в газетах.
— Ах да. А вы, сэр…
— Энн Марсел — Хэрри Дюваль, хозяин «Аннабеллы», — представил их друг другу Грегори.
— Мы все здесь глубоко взволнованы последними событиями, вы же понимаете. — Его слова не казались банальными благодаря невероятному обаянию, которое излучал этот человек.
— Разумеется, — ответила Энн. — Если вам неприятно мое присутствие здесь…
— Напротив, мы очень рады вас видеть. Ваш бывший муж часто рассказывал о вас с большой теплотой и восхищением. Он мало кому поверял свои планы, когда впервые пришел сюда, к дамам и ко мне, собираясь писать свои портреты. Мы очень огорчены, миссис Марсел, и не можем поверить в то, что случилось. Здесь все очень любили Джину, и вот ее нет. Невероятно то, что говорят о Джоне Марселе, но…
— Он этого не делал, — перебила его Энн.
Дюваль сделал удивленное лицо, так же как Синди незадолго до того, когда Энн заявила ей о невиновности Джона.
— Полиция узнала что-то новое, миссис Марсел?
Не был ли его голос чуть-чуть слишком взволнованным? Словно он испугался, что Джон может оказаться непричастным. Синди ведь тоже встревожилась. Может, хотя и говорят, что хорошо относятся к Джону, они хотят, чтобы он оказался виновным?
Потому что в этом случае настоящий убийца не будет пойман и тогда никому из них не грозит опасность.
И перестанут искать виноватого.
Глядя прямо на Хэрри Дюваля, она медленно покачала головой.
— Полиция в своих выводах основывается на косвенных уликах, а я опираюсь на знание характера Джона.
— Ему повезло, что у него есть вы. Это редкость, такие взаимоотношения, не так ли?
— Не думаю, что дружба такая уж редкая вещь.
— Почему вы пришли сюда? — словно бы невзначай спросил Дюваль.
— Из-за портретов, — быстро сказала она. — Мне хотелось увидеть, что же вдохновило Джона на такие прекрасные работы. Теперь знаю: танец, который я видела, восхитителен.
— Да, у меня лучшие музыканты и очень талантливые танцовщицы и танцоры. Мало кто понимает, что подобного рода танец может, как и все в мире, быть изысканным, исполненным вкуса. — Он неожиданно рассмеялся, и его глаза засверкали. — Я не хочу сказать, что мы не стремимся к соблазнительности, к тому, чтобы затрагивать чувства, щекотать их, возбуждать… нет, мы ставим и такую цель. Но человеческое тело прекрасно и может служить красивым инструментом. Посмотрите на тех, кто сидит вокруг, и вы поймете, что чувственность свойственна всем.
— Это необычное место, — призналась Энн.
