— Ну, беги, беги, зверюшка ты жадная. Сейчас я разгромлю твое жалкое жилище и отберу весь запас еды, который ты собирала с весны до поздней осени.
Наконец главный герой нашего романа, успешно забравшись на соседнее дерево, сунул руку по самый локоть в дупло жадной белки. И тут случилось страшное. Рука Поэта Подсудимова застряла в дупле. Он всячески старался избавиться от этого деревянного наручника, но, увы, все его попытки закончились безуспешно. А холод с каждым часом всё усиливался. Главный герой нашего романа повис на высоком дереве, словно обезьяна орангутанг, которая попала в капкан. Он не знал, что делать. Кричать о помощи тоже было равносильно смерти. Ну и наручник — подумал он — Интерпол, ФБР, КГБ и прочим заведениям даже во сне наверно не снился такие уникальные прочные деревянные к тому же совершенно бесплатные наручники — подумал Поэт Подсудимов и тихо заплакал.
— Зачем я вообще приехал сюда? Что теперь со мной будет? Неужели помру здесь и буду висеть до весны без могилы, без савана и без гроба, словно сувенир, словно декорация новогодней ёлки? Будь ты проклят, учитель Самагонов, который говорил нам, что белки бывают запасливыми! Будь ты прокля-а-а-ат! — дико завопил он во весь голос и проснулся, испугавшись своего же крика, в дупле тутового дерева, где он недавно уснул.
Вечером, когда Фарида вернулась из города домой с тяжелыми сумками в руках, она обрадовалась, увидев своего сына Ильмурада, который сидел на чорпае, угощая вкуснятинами свою слепую бабушку и братишку с сестрёнкой. Ильмурад встал с места и побежал навстречу к маме. Фарида поставила сумки с рисом и, широко раскрыв объятья, крепко обняла сына.
— Сыночек мой бедный, как я соскучилась по тебе! Умница ты мой… говорила она, целуя Ильмурада в щечки в лоб и улыбаясь сквозь слезы — ну, как твои дела, солнышко моё?
— У меня всё хорошо, мама. Я приехал сегодня, чтобы поздравить тебя. Сегодня твой день рождения. Прими мои поздравления! Я купил тебе подарок — сказал Ильмурад.
— Да? Ну и дела… А я даже забыла про свой день рождения. Спасибо тебе, сынок, — сказала она, ещё сильнее обнимая Ильмурада.
Ильмурад, вырываясь из объятия матери, сказал:
— А ну-ка, мама, закрой глаза.
Фарида, улыбаясь, закрыла глаза. Ильмурад открыл клетчатую дорожную сумку и выташил оттуда картонную коробку. Потом сказал:
— Теперь открой! Фарида открыла глаза и увидела картонную коробку с новыми туфлями.
— Ой, это мне? Какая прелесть! — воскликнула она и в глазах у неё снова появились слёзы радости.
— А ну-ка, пример, мама, это твой размер. В этих туфлях тебе удобно будет ходить. Они не на шпильках — сказал Ильмурад.
Фарида взяла туфли и начала примерять их.
— Ну, умница ты мой. Точно — мой размер. Какие красивые туфли, Господи! — обрадовалась она, шагая туда-сюда, не отрывая глаз от своих новых туфель.
— Не жмут? — спросил Ильмурад.
— Нет, подошли — ответила Фарида и, снова обняв своего заботливого сына, поцеловала его в голову, погладила волосы.
— Эти туфли не фабричные а рукодельные. Говорят, что рукодельные вещи намного прочнее чем фабричные. Эти туфли я купил у одного башмачника — сказал Ильмурад. Услышав слова сына Фарида почувствовала, как у неё ёкнуло сердце. Она подумала о сапожнике Гурракалоне, который покупал у неё рис.
— Я познакомился с этим башмачником на обувном базаре, когда я таскал его огромные мешки с обувью — продолжал Ильмурад — Оказывается, башмачники тоже делают неплохой бизнес. Он сказал, что если я захочу учиться на башмачника, то он готов познакомить меня с одним сапожником, который может обучить меня этой профессии. А что если я стану учеником того сапожника? Как ты думаешь, мамань? — сказал Ильмурад, глядя на свою маму.
Фарида задумалась. Тут в разговор вмешалась свекровь.
— А что, пусть идёт учиться на башмачника. У кого есть профессия, тот не пропадет. Ты разреши ему, доченька. До каких пор он будет выполнять адский труд как раб на базаре? Пусть учится. Он у нас умный, и через год, став хорошим сапожником, он откроет дома свою собственную ремонтную мастерскую. Профессия сапожника научит его терпению — сказала она сидя на чорпае.
