— Я не знаю.
— Хендерсон, ты что-нибудь видел?
Карло сглотнул. Он решил не упоминать о том, как Френчи проклинал убитых, о его состоянии запоздалого гнева.
— Он просто стоял там с дымящимся оружием. Эти были мертвы. Вот и все.
— Дерьмо, — в который уже раз повторил Эрл.
В этот момент он почувствовал, что над ним кто-то стоит.
К нему склонился Орешек, бывший детектив из Атланты, самый крупный из всех парней в отряде.
— Что тебе надо, Орешек?
— Знаете, сэр, — сказал тот, — я могу ошибаться, но мне кажется, что я все-таки прав.
— В чем дело?
— Эти парни. Те, которых уложил Шорт.
— Ну?!
— Я хорошенько рассмотрел их.
— Простые торговцы из Талсы.
— Ничего подобного, сэр. Голову даю, что один из них Томми Маллой из Канзас-Сити, а второй Уолтер Бадовски по кличке Уолли Бад. Грабители банков.
— Грабители банков?
— Маллой идет под первым номером во всех ориентировках, которые рассылает ФБР. Уолли Бад только седьмой. Но это они, те самые, которые валяются там, мертвые, как трухлявые пни.
— Господи боже мой, — оживился Френчи. — Да ведь я герой!
Кливленд был на проводе. Оуни не хотел брать трубку, потому что никогда нельзя быть полностью уверенным в безопасности телефонных переговоров, несмотря даже на то, что Мел Парсонс, управляющий «Белл телефон» в Хот-Спрингсе, утверждал, что никто не может подслушивать без его ведома.
— Однако Оуни знал, что должен ответить на вызов.
Перед ним стоял стакан с мартини, в руке он держал большую кубинскую сигару. Он сидел в своем офисе в «Южном». Девочка из хора массировала ему шею длинными ласковыми пальцами. Джек Макгаффери и Мерл Свенсон — менеджеры, оставшиеся без клубов, — скромно сидели на диванчике. Ф. Гарри Херст курил сигару и смотрел в окно. Папаша и Флем Грамли тоже находились здесь, но держались чуть подальше от босса, поскольку не принадлежали к мозговому центру.
— Алло, Оуни Мэддокс слушает.
— Завязывай с этим английским дерьмом, Оуни. Я не одна из твоих марионеток.
— Виктор? Виктор, это вы?
— Ты отлично знаешь, что это я. Оуни, что, черт возьми, у тебя творится? Мои люди доложили, что какие-то легавые пришили Томми Маллоя и Уолли Бада. И как, по-твоему, я должен сказать об этом мистеру Фабриццио? Мистер Фабриццио очень любил Томми. Он знал его отца еще с двадцатых годов, когда отец Томми возил для него ром через озеро Верхнее.
— Это пустяки. У меня случилось несколько проколов, но...
— Оуни, черт, ты серьезно влип в дерьмо. В твоем проклятом городишке сплошной провал. Томми приехал туда, поскольку ты пообещал, что он будет в полной безопасности. Ты говорил: присылайте ко мне ваших парней, я управляю городом, город приветствует гостей. Ну и после твоей болтовни я имею двух мертвых ребят!
— У меня небольшое недоразумение с местным прокурором. Это пустяки.
— Неужели? Эти твои долбаные пустяки оказались совсем не пустяками для Маллоя. Если мне память не изменяет, он теперь мертвый, как колода.
— Здесь завелась какая-то банда легавых. Точно-точно, банда, иначе и не назовешь: они сразу начинают палить, и на все остальное им плевать. Можно подумать, что они воюют с Бешеным Псом. Я разберусь с этим. Мистеру Фабриццио и его партнерам не о чем волноваться. Это ничем не угрожает ни Кливленду, ни Чикаго, ни Нью-Йорку. Спросите Бена Сигела, он только что был здесь. Он видел город. Спросите его.
— Оуни, это Багси и сообщил обо всем мистеру Фабриццио. Именно поэтому я и звоню тебе.
— Ну, жид затраханный! — вскипел Оуни.
Он получил официальное уведомление: Багси выступил против него. Это было равнозначно прямому объявлению войны, поскольку подразумевало, что Багси добивается от самых верховых парней разрешения начать борьбу с ним. И чего бы ни добивался проклятый Беккер, его беспредел очень здорово играет на руку Багси.
— Послушайте, Вик, мы скоро все наладим. Вы меня знаете, я человек слова. Я, кровь из носу, разберусь со всем этим. Я все расставлю по местам. Неделя, самое большее две, и все опять пойдет точно так же, как шло с тридцать второго года.
— Багси говорит, что после того, как он запустит свои заведения, такого дерьма там точно не будет. Он это гарантирует. Азартная игра там в законе.