Его слова не слишком успокоили представителей власти.
— Оуни, — сказал судья Легранд, — мэр еще не все выложил. Как говорил ФДР[30], главное, чего мы должны бояться, это страха в его собственной черной сути. Если люди потеряют доверие к городу, Хот-Спрингсу конец. Он исчезнет. Он превратится в Малверн, или Расселвилл, или какой-то другой ничтожный городишко. Как и многие другие города, прославившиеся своей коррумпированностью, он держится на одной лишь иллюзии порока и удовольствия, которая, если можно так выразиться, сама в свою очередь является иллюзией безопасности, веры в то, что такие человеческие слабости не только допускаются, а даже поощряются. Если этот образ окажется поврежденным, то всему конец.
Судья говорил суровую правду.
На людях Оуни мог сказать только одно:
— Уверяю вас, что мы разрешим эту проблему. Говоря это, он прокрутил в голове добрый миллион мыслей.
— Я хочу сказать, — продолжал судья, — что с этой проблемой нужно покончить как можно скорее. Я думаю, что в наших деловых интересах была бы выразительная демонстрация силы и стойкости и в итоге победа.
— Судья, старина, ваша проницательность выше всякой похвалы. И я скажу в ответ, конечно, не так красноречиво, но не менее сердечно: я позабочусь об этом. Как я уже сказал: мы решим проблему. От вас же я ожидаю обычной работы. Должны идти те же самые платежи по тем же самым канатам. Вы должны обеспечивать дисциплину вашими средствами, чтобы мне не пришлось прибегать к моим. Вам понятно?
— Вполне, — ответил Лео. — Свою часть дела мы выполним.
— Мы все должны предпринять правильные шаги, — сказал Оуни, показывая тем самым, что аудиенция закончена.
Посетители отбыли.
— Ну что, появились у умных парней умные мысли? — спросил он у оставшихся. — Или я должен уволить вас, дураков, и набрать каких-нибудь чертовых тяжеловесов из Кливленда, Детройта или Канзас-Сити?
— Знаете, сэр, — ответил Папаша, — не стоит вам вот так разговаривать с Грамли. Вы нас знаете. Грамли встают за вас стеной всякий раз, когда мы бываем вам нужны, мистер Мэддокс. Вот чистая правда, как Бог свят.
Он подтянул затвердевшие от полного пренебрежения гигиеной штаны и отхаркнул полный рот чего-то черноватого в оскорбленно загрохотавшую плевательницу.
— Телефоны, — вдруг сказал Флем.
— Что? — вскинул голову Оуни.
— Проклятые телефоны. Если эти парни скрываются где-то в тайном месте и если мы не сводим глаз с мистера Беккера, но ни разу не видели, чтобы он выезжал из города, а он все равно оказывается там каждый проклятый раз, значит, он болтает со своими парнями по телефону. Вы в корешах с боссом телефонной компании. Так чего-бысть нам не подсесть на его линию и не послушать его звонки? Так мы узнаем, куда они захочуть ударить в следующий раз. Они туда, а мы уже тут как тут. Все равно что радиоразведка. Мы проделывали такие штуки с краутами[31] в Италии под конец войны. Перехватывали их передачи, как делать неча.
— Знаете, Оуни, это прекрасная мысль, — одобрил Ф. Гарри. — В самом деле, исключительно хорошая. Я уверен, что Мел Парсонс сможет обеспечить техническую поддержку. В конце концов, он ведь тоже инвестор, не так ли?
— Да, так. Проклятье, вот это здорово. Папаша, ты вырастил настоящего гребаного гения.
— Я знавал, как все оно было в Италии в сорок пятом, — гордо сообщил Флем. — Это там меня потянули под военно-полевой суд.
— Ты попал под военно-полевой суд?
— Да, сэр. Во второй раз. Ну а в третий раз они...
Идея принадлежала Ди-Эй, но именно Эрл придумал, как ее осуществить. На следующее утро он вызвал Карло Хендерсона.
— Хендерсон, — сказал он, — что ты думаешь насчет небольшой поездки?
— Э-э-э... Я, сэр...
— Ничего серьезного. Так, обзорная экскурсия.
— Без проблем.
— У тебя есть соломенная шляпа?
— Здесь?
— Да.
— Нет, сэр.
— А как насчет какого-нибудь комбинезона, рабочей рубашки, грубых ботинок?
— Мистер Эрл, я из Талсы, а не из какого-то захолустья. Я учился в колледже. Я не фермер.
— Что ж, сынок, это прекрасно. Значит, ты сможешь догадаться, что лежит в этом мешке?
Он протянул молодому полицейскому сильно помятый бумажный мешок, весивший фунтов пять.
