Трудно было представить себе, что милей дальше дорога — вернее, то, что от нее оставалось, — предательски извивалась вдоль хребта очередной горы в цепи вулканов, тянувшейся через весь северо-запад Мауи.
После парка Флемминг-Бич дорога резко сужалась. Уже не было ни спускавшихся террасами ухоженных газонов, ни домов с черепичными крышами, прятавшихся в благоухающих зарослях бугенвилий.
Теперь по краям дороги шли густые заросли. В некоторых местах, где виднелись охряные, с серо-голубым оттенком выступы скал, зелень нависала над дорогой.
Асфальт кончился, дальше пошла разбитая грунтовая дорога с глубокими колеями. Она была лишь чуть-чуть шире машины. Грязная и скользкая, дорога проходила так близко к обрыву, что кружилась голова. Внизу пенился океан. Высота обрыва в некоторых местах достигала четверти мили.
Теперь дорога стала настолько узкой, что машины вряд ли смогли бы разминуться на ней. С одной стороны круто уходила вверх гладкая стена утеса, с другой — такой же крутой обрыв.
Майкл включил передний мост «джипа». Слышалось пение птиц, иногда, после очередного крутого поворота, за птичьим гомоном угадывалось журчание водопада.
Попадались поросшие травой холмы, будто перенесенные сюда из Шотландии. На них паслись пестрые коровы. Казалось, они веками не сходили с места. Такой ландшафт стал для Майкла неожиданностью. Ни в одном путеводителе, ни на одной открытке не было снимков этой стороны острова.
Ни изумрудно-зеленых пальм, ни сапфировой сини лагун, ни пляжей с черным песком — только пронизанный светом воздух: тяжелый, густой и прозрачный, как нигде больше.
Он вспомнил Прованс на юге Франции с его удивительным светом. Листья платанов служили там своеобразной машиной времени. Проходя сквозь них, солнечный свет приобретал особый оттенок, покрывая все предметы вековой паутиной.
И здесь освещение было особенным, но совсем другим. Под лучами солнца ландшафт был точно призрачным. Зеленый цвет становился настолько прозрачным, что казалось, будто листва плавает в воздухе; желтые цвета пылали переполнявшей их энергией. Таинственные голубые цвета радужно переливались в тени и ярко блестели на солнце. В двух столь различных уголках Земли чувствовалась рука Всевышнего. Только его присутствием можно было объяснить такое состояние души.
Майкл едва успел крепко вцепиться в руль. Выскочивший из-за крутого поворота встречный «джип» уже налетал на его машину. Он больно ударился спиной.
Металл сминался и корежился, хотя Майклу удалось вывернуть руль и направить машину вверх по склону. От удара «джип» едва не опрокинулся.
Вторая машина, смяв фару и крыло его «джипа», крутилась на месте. Потом начала медленно раскачиваться, ее колеса бешено вращались в опасной близости от края обрыва.
Водитель то нажимал на тормоз, то отпускал его. Он действовал верно, но на такой дороге это было бесполезно. Обочину тут заменяла пропасть.
«Джип» Майкла работал на холостых оборотах. Майкл выжал ручной тормоз и перепрыгнул через заклинившую от удара дверцу. Вторая машина уже свешивалась с края обрыва, задние колеса вращались, не находя опоры: здесь не было асфальта, лишь комья грязи да обломки камней. «Джип» все дальше и дальше сползал с обрыва. Майкл вспрыгнул на его заднее сиденье, потянулся к водителю и рванул его на себя.
Он услышал скрежет коробки передач, почувствовал, как занесло «джип». С силой выбросив из гибнущей машины ее водителя, Майкл выпрыгнул сам.
Лишившись нагрузки на заднюю ось, машина полетела вниз. Еще мгновение назад она была здесь, и вот теперь пустота и свист ветра.
Тишина, потом — раскатистый грохот.
Только теперь Майкл смог рассмотреть водителя. Оказалось, что это женщина, и притом красавица. Японка. У нее была золотистая кожа — большая редкость в Азии. Такая очень в цене. Глаза у нее были восточные, удлиненные и миндалевидные. На солнце ее прямые густые волосы отливали синевой. Они толстой косой ниспадали на спину. У девушки был крупный рот. Казалось, мимолетная улыбка вот-вот тронет ее чувственные губы. Длинная шея и довольно широкие плечи; одежда сидела на ней, как на манекене в витрине магазина.
