Элиан взяла руки Майкла и положила их себе на грудь.
— Я передаю тебе слова моего деда. Это должен был бы сделать твой отец, но его уже нет в живых. Я всего лишь жалкая замена, но кроме меня сейчас некому сказать тебе эти слова. Мы будущее, Майкл. Нас научили подниматься по боевой тревоге, которую наши семьи привыкли ждать с минуты на минуту. Мы желание и мечта.
Она умолкла.
— И вот мы вовлечены в эту войну, — задумчиво сказал Майкл, — в войну, которая убила моего отца. А я даже не знаю, хочу ли в ней участвовать.
Элиан улыбнулась.
— Я сказала Ватаро то же самое, когда он уговаривал меня, скорее даже вербовал.
— Но ведь ты говорила, что не состоишь в якудзе.
— Да, я никогда не была в ней. Но и твой отец тоже, что не помешало ему поступить так, как он поступил.
— И чего же Ватаро хотел от тебя? — спросил Майкл.
— Чтобы я стала его правой рукой, — ответила Элиан. — Он хотел, чтобы я сохраняла мир между семьями якудзы, не привлекая внимания полиции. Я понимала, что, сохраняя мир, он стремился удержать за кланом Таки-гуми лидирующее положение среди семейств якудзы. Мне казалось, что это невыполнимая задача, особенно для женщины. Но Ватаро был гораздо дальновиднее. Он обдумал все, и мы вместе создали миф: я воплотила замысел Ватаро Таки. Я стала Зеро.
* * *
Лилиан делала покупки для Евгения Карска. Это доставляло ей громадное удовольствие. В эти дни, наполненные страхом за детей, Лилиан особенно хотелось отвлечься от тревожных мыслей.
Карск был высок и худощав, как пловец, и начисто лишен вкуса. Может быть, Россия и дала миру много полезных вещей, но только не умение одеваться с лоском.
Они пробежались по Рив Друат. Лилиан отвела Карска к Живенши за костюмами, у Пьера Бальмена они купили рубашки и куртки, у Эштера — спортивные костюмы (у Карска, к изумлению Лилиан, их не было). За обувью заглянули к Роберу Клержери. («Не будь занудой, дорогой, — сказала Карску Лилиан. — Все носят эти туфли, почему бы и тебе не приобщиться?») Галстуки, носки, платки и прочую мелочь они нашли у Миссони. Когда они закончили, настала пора обедать. Карск уже совсем изнемогал.
— Господи, — простонал он, — до сих пор я и ведать не ведал, что такое тяжкий труд.
— Тяжкий труд? — изумилась Лилиан. — Да ведь мы ходили по магазинам всего пару часов. Мы встретились после ленча.
— Лучше бы мы отправились с тобой на ленч. Думаю, я чувствовал бы себя куда спокойнее, не пережив этого безумия, именуемого хождением по магазинам.
— Не валяй дурака, теперь ты самый импозантный шпион во всей Европе.
Он вздрогнул.
— Господи, что ты такое говоришь!
Лилиан рассмеялась.
— Видел бы ты сейчас свое лицо. — Он повернулся к зеркальной витрине магазина. — Нет, нет. Уже поздно. То выражение уже исчезло.
Карск вздохнул.
— Я представления не имею, куда девать половину всех этих вещей, которые ты заставила меня купить.
— Я вовсе не заставляла тебя покупать. Ты делал покупки сам и был при этом на верху блаженства.
Карск опять глубоко вздохнул. Он знал, что Лилиан права. Он и впрямь не был свободен от частнособственнической психологии, и это его тревожило. Он вспомнил, как жена постоянно твердила, будто Европа — его любовница. Этим она хотела сказать, что в Европе он бывает чаще, чем в России. Но разве это свидетельствует о нелюбви к своей стране?
— Давай где-нибудь пообедаем, — предложил он Лилиан. — Или, по крайней мере, выпьем. Именно это я собирался предложить тебе сегодня утром по телефону, а вовсе не беготню по магазинам.
— Отлично. Сам решай где, — ответила Лилиан. Поймать такси в это время было невозможно, и они поехали на метро. Карск выбрал марокканский ресторан, который он хорошо знал. Ресторан стоял в тупике длинной мрачноватой улицы, куда не долетал городской шум. Здесь собирались большей частью студенты. Карск частенько назначал тут встречи: в этом ресторане он чувствовал себя свободно и уютно. Его мало заботило качество подаваемых блюд.
Владельцем ресторана был толстый марокканец с лоснящимся лицом. В остальном он, впрочем, выглядел вполне чистоплотным. Он встретил их и провел в дальний угол ресторана. Встречать своих постоянных клиентов, казалось, являлось смыслом его жизни. Он поразил Лилиан своей необыкновенной учтивостью и предупредительностью.