— Наверное. Но не помню.
— Значит, не видела, — сказал он. — Его бы ты наверняка запомнила. Катана сделана, из куска стали, который ковали и перековывали десять тысяч раз. Лучшего клинка мир не видел. Настоящая катана разрубает латы. Она пройдет сквозь кавалерийскую саблю твоего деда, как сквозь масло. Это к вопросу о неукротимости, как ее понимает твой отец.
Она пытливо смотрела на него, будто на спящего.
— Я бы хотела, — произнесла она наконец, — понять, что так привлекает тебя в этой стране?
— И люди, и сама страна.
— Иногда мне кажется, что ты сошел с ума. Это те самые люди, которые бомбили Перл-Харбор, которые предательски напали на нас ночью.
— Так у них принято. Лил. — Он сказал это так спокойно, что она содрогнулась. — Так они ведут дела. Даже войну. От этого они не становятся хуже. По крайней мере не все.
— Вот видишь, — сказала она, — когда ты так говоришь, я ничего не могу понять.
— Не знаю уже, как объяснить это еще доходчивее.
— Мне не понять японцев, — повторила она. — Они мыслят не так, как я. Меня от них в дрожь бросает.
— Я не могу научить тебя пониманию, Лил, — сказал Филипп. — И никто не может.
А вот и нет, подумала она, прижимая книгу рукой. Дэвид учит меня пониманию. Я чувствую, что с каждым днем узнаю все больше и больше. Что распускаюсь, как цветок.
— Мне кажется, что мы... что мы как два корабля, а между нами океан, — сказала Лилиан. — Иногда я чувствую, что ты очень далеко от меня. Фил.
Он открыл глаза.
— Я здесь.
Что еще он мог сказать. Как объяснить необъяснимое? Как передать то, что он почувствовал на развалинах храма Кэннон? Какими словами описать, как возникла из тумана Митико? А ведь именно этого хотела от него Лилиан. На радость или на беду, но он полюбил Японию. И хотел, чтобы она не только поднялась из руин, как храм Кэннон, но и пошла в своем развитии по правильному пути. А это подразумевало борьбу с Кодзо Сийной и его Дзибаном.
Лилиан попыталась улыбнуться, но то, что она собиралась сказать, было так важно, что улыбки не получилось.
— Ты не представляешь, как мне хочется в Штаты, Фил. Здесь я как мертвая. Или как в тюрьме. Жду, когда жизнь начнется заново.
— Жизнь вокруг тебя, Лил, — сказал он. — Если бы только ты не боялась ее.
Если бы только ты потрудился научить меня, подумала Лилиан.
— Вот видишь, — сказала она, — ты и впрямь изменился. Ты доволен жизнью.
Наверное, она права, подумал он. Меня изменила Япония. Теперь она знает, что у меня появилась цель, что я предан этой стране.
И только много позже он понял, что дело было не в Японии. Лилиан чувствовала незримое присутствие Митико.
* * *
Зазвонил телефон, Филипп дотянулся до него, снял трубку.
— Я у Силверса. — Это был голос Джоунас. — Ты знаешь, где это?
— Да, конечно. — Филипп приподнялся в постели. Ни «здравствуй», ни «как дела?» — А что, собственно...
— Давай-ка сюда, парень. — Джоунас не мог отдышаться. — И быстро, мать твою.
В квартале, где жил Силверс, все оставалось по-прежнему, только его дом был оцеплен. Подступы к нему охранялись военной полицией, как будто внутри находились сам президент и кабинет министров в полном составе.
Филипп предъявил удостоверение личности. Тем не менее, сержант с квадратной челюстью профессионально обыскал его.
— Извините, сэр, — сказал он. — Таков приказ.
Филипп поднялся по каменным ступеням, открыл дверь.
— Это ты, Фил? — голос Джоунаса. — Я в библиотеке. Это справа от тебя.
Филипп вошел и остановился как вкопанный.
— Господи!
— Вот так его обнаружили.
Кровь по всей комнате. Ковер пропитался ею; ручейки крови блестели на натертом деревянном полу. Филипп проследил их взглядом до истока.
На полу скрючился полковник Гарольд Морген Силверс. Вернее, то, что от него осталось. Казалось, его разрубили на куски.
— Кто его нашел? — спросил Филипп.
— Я, — ответил чей-то голос.
Филипп посмотрел на говорившего и увидел свежевыбритое лицо генерала Сэма Хэдли.
— Вот так вы его и нашли? — спросил Филипп. Его тесть кивнул.
— У нас с Силверсом была назначена встреча. Дверь была закрыта, но не заперта. Я вошел, позвал его.
Интересно, о чем они собирались говорить? — подумал Филипп.
