Базиль воспользовался моментом, чтобы подняться с места, объявить, что сегодня у него много важных дел, и скрыться за дверью. С его уходом призрачное семейное единство, представленное сидящими за столом людьми, окончательно рухнуло. Арсений тотчас вспомнил, что у него тоже есть дела, Машенька объявила, что ей надо готовиться к вечеру, и оба удалились. Оставшись в столовой одна, Варвара Дмитриевна иронически покосилась на портрет свекрови в полосатом платье по моде 1850-х годов, с розой у корсажа. Хозяйка дома всегда считала, что мать ее мужа на этом портрете походила на разряженную цыганку.
Поднявшись к себе, Арсений сделал несколько шагов по комнате, посмотрел в окно и убедился, что небо по-прежнему находится наверху, а кусок улицы — внизу и они даже не думают поменяться местами. Погода была ни то ни се, но вовсе не из-за нее молодой человек ощущал себя так, словно на него что-то давило. Машенька поскреблась в дверь и после отрывистого приглашения войти заглянула в комнату.
— Ты не читаешь? — спросила она. — А я вот думаю, синее мне надеть или все-таки розовое. — Она всмотрелась в лицо брата и поняла, что он совсем не настроен обсуждать ее платья. — Ты что?
— Да так, — неопределенно ответил Арсений. — Я не могу понять, почему он с лестницы упал.
Машенька беспомощно поглядела на него. По правде говоря, она тоже ничего не понимала, но самолюбие не позволяло ей в этом признаться.
— Ларион говорил, он недавно падал на той же лестнице, — напомнила она. — Послушай, может быть, тебе лучше поговорить обо всем с профессором? Ты ведь увидишь его сегодня.
Ее брат ответил не сразу.
— Не знаю, хочу ли я с ним говорить, — признался он после паузы. И без перехода: — Интересно, что произойдет, когда мы с Оленькой снова станем видеть разные сны? Как ты думаешь?
— Не знаю, — сказала Машенька. — Может быть, тебе лучше спросить у нее?
— Она очень добрая, — пробормотал Арсений, не отвечая. — Другая на ее месте возненавидела бы меня после того, как Лиза умерла.
— Она тебя вовсе не ненавидит, — возразила сестра. — И потом, в чем ты виноват? В том, что тебе снятся сны?
— Раньше мои сны не сбывались, вот в чем штука. — Арсений поморщился. — И вообще ничего у меня не сбывалось, никогда. Знаешь, — продолжал он, проводя рукой по лицу, — я, наверное, какой-то проклятый. Мать родила меня и умерла, а потом…
Он запнулся.
— Давай не будем онейговорить, — попросила Машенька, решив, что он собирался упомянуть ее собственную мать. — Ты же знаешь, мама не всегда была такой.
— Со мной — всегда, — со смешком ответил Арсений. — Хотя, конечно, я сам тоже хорош. Зачем я пошел в армию? Конечно, мне с детства рассказывали, что дед и прадед были военными. Прадед приехал откуда-то из-под Киля и до конца своих дней так и не выучился толком говорить по-русски — что не помешало ему дослужиться до полковника. Дед вышел уже в генералы. Я одного не могу понять: как они не свихнулись в армии? — с отчаянием спросил Арсений, обращаясь неизвестно к кому. — Все уверяют, что они были совершенно довольны своей участью. Нет, ну я, конечно, понимаю, что и в аду найдутся такие, кто доволен своим положением, но тут ведь речь идет о тех, кто составляет часть меня, а значит, должен был думать как я… чувствовать как я… или как? Совсем у них не было ничего со мной общего?
Он поймал себя на том, что стал путано выражаться, и с досадой замолчал.
— Я собираюсь в лавку, мне надо кое-что купить, — сказала сестра, не давая втянуть себя в бесплодный спор о разных поколениях и их предпочтениях. — Если я увижу Олю, ей передать что-нибудь?
— Зачем? — пожал плечами Арсений. — Мы же все равно должны увидеться сегодня у графини. Хотя… ты скажи ей, что я очень жалею… ну… о том, что случилось вчера.
— Скажи, она тебе нравится? — не утерпела Машенька. — Хоть немножко?
Такая горячность была для нее не слишком характерна, и брат поглядел на нее с удивлением.
— Конечно, Оленька мне нравится, — ответил он. — Она очень милая девушка.
— Ты ему очень нравишься, — объявила Машенька час спустя, вихрем влетая в гостиную Левашовых, где ее ждала подруга. — Но какой же он все-таки недогадливый! — Она сердито покачала головой. — Неужели все мужчины такие?
