— Юра, мы опаздываем…
Словоохотливый сосед тут же энергично замахал обеими руками: дескать, езжайте, езжайте, — и, подхватив за руку сынишку, скрылся в подъезде. Подошедший Коротецкий погладил ее по щеке скорее дежурно, чем ласково, и сразу же сел за руль. «БМВ» мягко тронулся с места, из колонок полилась спокойная мелодия. Татьяне не хотелось слушать магнитофон, но, с другой стороны, музыка, заполняющая салон, избавляла от необходимости поддерживать светскую беседу. Ей не хотелось говорить, ей хотелось думать. Сегодня она вдруг ясно поняла, что нежелание Юрия самому принимать неприятные решения — вещь отнюдь не эпизодическая. Даже в этом разговоре с соседом он дождался того момента, когда «плохой» окажется она. Татьяну не очень беспокоила реакция автомобилиста, и она была почему-то уверена, что мужик понял ее совершенно нормально, но вот Юрка… Эта вечная боязнь конфликта, стремление к тому, чтобы кто-то другой сделал все за него или, по крайней мере, принудил его к действию!..
Так было и в случае с Юлей. Татьяна прекрасно помнила то время… Казалось, что Коротецкий может мяться бесконечно долго, клянясь ей в любви и в то же время вспоминая о преданности и уязвимости той, живущей с ним в однокомнатной квартирке на Водном стадионе. Он рассказывал о том, какие у «этой женщины» распахнутые глаза, как она заглядывает ему в рот, как она растворяется в нем, а значит, пропадет, погибнет без него. И Таня поначалу принимала это за обычную человеческую порядочность и, уважая его чувства, ждала. А в один прекрасный день ее осенило: он же просто хочет, чтобы она хлопнула ладонью по столу и поставила ультиматум — или она, или я. И когда она осознала это, то тут же преисполнилась уверенностью, что никогда и ни за что этого не сделает. Лучше молча исчезнуть с его горизонта. Видимо, это понял и Юра, понял и испугался. И тогда скрепя сердце он все же ушел от Юли, так ничего толком ей и не объяснив.
«Он должен, он должен принять решение сам. Взрослый мужчина не может, как ослик, покорно тащиться за веревочкой…» Таня сидела на заднем сиденье и пристально всматривалась в затылок Коротецкого. Но его затылок с аккуратной, волосок к волоску, стрижкой был таким же равнодушным и невозмутимо спокойным, как и лицо. Вроде бы странно, как может быть затылок нервным? Но Таня, после уроков актерского мастерства приучившаяся внимательно присматриваться к людям, заметила интересную особенность. Затылок у напряженного и нервничающего человека тоже беспокойный. То ли это ощущение возникает из-за чуть больше обычного приподнятых плеч, то ли из-за того, что шея особенно неподвижна… Наверное, мозг боится отвлечься на лишнюю команду мышцам и прозевать момент опасности. Может быть, и так… Но ей почему-то всегда казалось, что там, под волосами, мучительно ворочается третье глазное яблоко, пытаясь найти дорогу к свету… Затылок Коротецкого был абсолютно спокойным, и Таня уже в который раз подумала, что ее опасения чрезмерны. Он везет ее на вечер, где будет и Юля, и этот ее «Селезнев», и тем не менее совсем не дергается. Вчера за ужином Юрка даже рассказал ей, что весь банк уже переполнен слухами и гудит в предвкушении знакомства со знаменитым актером. Они тогда вместе посмеялись над тем, что празднование юбилейной даты целого коллектива неминуемо превратится в светский раут с четко выделенным «виновником торжества» — Сергеем Селезневым. Посмеялись и забыли… И чего, собственно, она переполошилась? Нет, тревожный звоночек, конечно же, был. Не зря, не зря Коротецкий с такой страстью, с такой мечтательностью заговорил о Юле, но ведь он еще ничего не решил? Ясно одно, сейчас говорить ему о ребенке нельзя, иначе это будет расценено как жалостливое: «Женись на мне, милок, беременная я. Нечего теперь на других баб заглядываться. Натворил делов — расхлебывай!» Таня тихонько просунула теплую ладонь между пуговицами пальто и положила ее на живот. Еще вчера, когда она купалась в ванной, ей показалось, что фигура ее начала округляться. Она встала и посмотрелась в огромное во всю стену зеркало: действительно, груди потяжелели, соски словно налились, да и животик, весь в хлопьях мыльной пены, слегка выпирает вперед… Как только Юрка не замечает?.. И сейчас, прижимая ладонью к телу мягкий трикотаж платья, она стремилась услышать хотя бы малейшее, хотя бы призрачное шевеление, но не слышала ничего, кроме толчков машины, периодически подскакивающей на выбоинах дороги.