— Ну, все, я готова ехать!
Юрка перевел растерянный взгляд с книжного баула на ее умиротворенное лицо и, немного помедлив, спросил:
— И это что, все вещи, которые ты собираешься взять с собой?
— Ну, да, — она недоуменно пожала плечами, начиная ощущать непонятный дискомфорт.
— Ясно. — Юрий резко встал, повесил большую сумку себе на плечо, а маленькую подхватил правой рукой. — Пойдем.
Татьяна направилась было следом, но у самого выхода из комнаты вдруг решительно взяла его за рукав и развернула к себе лицом:
— Юра, давай сразу расставим все точки над «i». Тебя что-то тревожит?
— С чего ты взяла? Все нормально…
«А неплохо сыграно, — отметила Таня про себя. — Выражение лица в меру озадаченное и довольно спокойное. Такое и должно быть у человека, которому задали странный, с его точки зрения, вопрос. Нет ни натянутой, чуть виноватой улыбки, ни ледяного блеска обиды в глазах…» И все же бледная тень какой-то покорной отстраненности во взгляде, отстраненности необычной и пугающей, заставила ее еще раз повторить свой вопрос:
— Юра, что тебя тревожит?
Коротецкий попытался отшутиться, говорил что-то про беспорядок в его квартире, про неработающую микроволновку, про шумных соседей, но Таня остановила его легким прикосновением холодных пальцев к губам:
— Юр, скажи правду!
Он устало вздохнул, неловко опустил сумку с книгами на пол и не очень уверенно произнес:
— Понимаешь, это, наверное, глупо. Но я вдруг понял, что ты переезжаешь ко мне ненадолго… И дело даже не в том, что ты берешь из дома только эти книги и необходимый минимум одежды… Как бы тебе это объяснить?.. В общем, ты слишком спокойна, нет в тебе ни радости, ни волнения. Будто это всего лишь обыденный, ничего не значащий жизненный эпизод… Я тебя не обидел?
— Нет-нет. — Таня снова присела на диван, достала из сумочки пачку «Салема» и закурила. — Говори. Мне это важно.
— Ты вообще всегда какая-то чужая… Вроде бы здесь, рядом со мной, говоришь что-то ласковое, отвечаешь на поцелуи и в то же время будто наблюдаешь за всем откуда-то издалека… Впрочем, все это ерунда, конечно…
— Нет, не ерунда. — Она аккуратно стряхнула пепел с сигареты и на секунду задумалась, слегка прикусив полную нижнюю губу. — Не ерунда…
… До девяти лет Таня Самсонова была абсолютно уверена в том, что ей предначертано судьбой стать счастливейшим человеком. Предначертано еще задолго до ее рождения. Иначе откуда бы взялись все блага сразу: и милая, добрая мама, и веселый, энергичный папа, и лохматый серый кот, и целая стена, уставленная интереснейшими книжками? Она любила и маму, и папу, и кота, хотя тот и драл ее нещадно в ответ на попытки нарядить его боевым скакуном. Однако без кота Таня спокойно могла бы прожить неделю, без папы с мамой, наверное, целый день, а вот без книжек — не больше пяти минут. Даже за обеденный стол она обычно садилась с каким-нибудь «Таинственным островом» и «глотала» страницы вперемешку с куриным бульоном. Естественно, у нее были любимые герои, и она с равным удовольствием представляла себя то благородным рыцарем Айвенго, то отважной Жанной Д’Арк, то утонченной Офелией. Впрочем, Офелия нравилась ей меньше остальных, и Таня крайне удивилась, если бы еще год назад кто-нибудь сказал, что вскоре ей захочется быть похожей на эту странную девушку, уделяющую слишком много внимания любви…
Когда первого сентября в 3-й «Б» привели новенького, вся женская половина замерла в напряженном предвкушении соперничества. По классу пронесся легкий шепоток, а Танин сосед по парте, противный Мишка Супрунов, гнусно протянул:
— А новенького, как детсадовца, мама за ручку привела!
Мишка произнес это довольно громко, так, чтобы все услышали. Услышала и мама новенького, мгновенно ослабившая пальцы и отпустившая смуглую кисть сына, и сам мальчик, быстро и незаметно погладивший маму по руке и бросивший на Мишку острый, пронзительный взгляд. Тани коснулся лишь его слабый отблеск, но и этого оказалось достаточно, чтобы она коротко, словно обжегшись, втянула в себя воздух и ясно поняла, что влюбилась бесповоротно и на всю жизнь.
— Алеша Карпенко теперь будет учиться в вашем классе. Он приехал из Ленинграда вместе с родителями, — поясняла учительница. А Таня не отрываясь смотрела на ровно постриженную прямую челку, на темно-карие глаза и пушистые черные ресницы, на плотно сжатые губы и пальцы, по-прежнему удерживающие мамину руку.
