Симона чем-то пошуршала в кармане и достала упаковку фисташек в целлофане.
— Хочешь? — она протянула пакет Юле. Та сложила ладошку лодочкой и подождала, пока на нее высыплется горстка орехов. Вагон по-прежнему мелко вибрировал, и вместе с ним тряслись фисташки на ладони. Она смотрела на эти маленькие светлые «камушки» и чувствовала, как к горлу подкатывает горячий комок. В том, что в электричке едут две девушки, и одна, между прочим, при разговоре предлагает другой орехов, конечно же, не было ничего необычного. Но рядом с ней ехала не просто девушка, а невеста, свадьба которой не состоялась по ее, Юлькиной, вине. И можно было сколько угодно утешать себя фразами типа: «На чужом несчастье счастья не построишь», и «Она сама виновата, она первая увела Юрку», легче от этого не становилась. Симона, в свое время, честно добилась своего, пленив Коротецкого то ли умом, то ли независимостью, не важно чем! А она в ответ разыграла целый мошеннический спектакль, обманула всех, кого только можно было обмануть… И эта некрасивая и «выпендрежная» Симона, которая запросто могла поставить ее на место и все же предпочла не прибегать к «запрещенным приемам», а теперь вдруг стала ангелом-хранителем, едущим вместе с ней в грязной электричке в какую-то Богом забытую Ельцовку на поиски пьяного и дурного Селезнева. Она сидела рядом и запросто предлагала ей фисташки, как закадычной школьной подружке. И во взгляде ее не было холодного блеска ледяной мудрости женщины, снизошедшей к более слабой сопернице…
— Таня, — стараясь проглотить комок, сдавливающий горло, проговорила Юлька, — я тебе все в жизни испортила, да?
Симона взглянула на нее с некоторым удивлением, отсыпала фисташек себе на ладонь и как-то даже весело возразила:
— Наоборот. Во-первых, говоря детсадовским языком, «я первая начала». А во-вторых, я должна быть тебе благодарна за то, что с Коротецким мы разобрались в наших отношениях сейчас, а не лет через десять, когда у нас бы уже была куча общих воспоминаний и детей…
На какое-то мгновение Юле показалось, что в глазах ее промелькнула пронзительная собачья тоска, но лишь на мгновение. Потому что уже в следующую секунду Симона принялась активно грызть фисташку.
— Так ты не закончила по поводу своего Палаткина, — она ловко и быстро направила разговор в другое русло. — Ты жалеешь, что с ним не поговорила?
— Да, — честно призналась Юлька, чувствуя, что и ее эта тема больше устраивает. — Понимаешь, я просто испугалась за него, поэтому и сорвалась, как заполошная с места. А ведь это получилось не очень-то красиво. Любовь, любовь!.. Я же просто бросила его одного наедине со своими проблемами.
Симона хмыкнула и ссыпала пустые скорлупки обратно в пакет:
— Если хочешь, можем слезть на ближайшей станции и отправиться обратно в Москву.
— Нет, — покачала головой Юлька, — раз уже решили, давай доедем до Ельцовки…
На станции Ельцовка не было не только вокзала, но даже самого захудалого навеса. Симона первой спрыгнула со ступенек и посторонилась, давая дорогу Юле, которая с грациозностью каракатицы пыталась слезть на перрон, едва не наступив при этом на длинный подол своего бежевого пальто. Сразу за крохотной бетонной платформой, припорошенной снегом и обнесенной гнутой и ржавой железной оградой, начиналась снежная пустыня, за пустыней — лес. И уже совсем вдали, в просвете между деревьями виднелись низенькие, отнюдь не элитные домишки.
— Не нравится мне все это, — покачала головой Симона, прохаживаясь по краю перрона и, видимо, соображая, с какой стороны безопаснее спрыгнуть. — Нигде дыма не видно. Или здесь живут пингвины, или зимой вообще никто не живет. Никогда не поверю, чтобы нормальные люди в такой холод печку не топили.
— А что же мы будем делать? — несмело осведомилась Юлька. За последние два часа она уже несколько раз ловила себя на мысли, что передала бразды правления в Симонины руки, а сама приняла на себя роль если не стороннего наблюдателя, то уж безвольной принцессы на горошине. Впрочем, как раз Симону такое положение дел, похоже, устраивало. «Наверное, именно этой своей спокойной уверенностью и способностью не терять голову в критической ситуации она и нравилась Коротецкому, — размышляла Юля, продолжая мотаться за ней по перрону, как ниточка за иголкой. — Они могли бы стать идеальной парой. Самому Юрке как раз этой рассудочности и силы и не хватало».
