— Лариса, — негромко позвал он от порога. Ему не ответили. Но Сергей был уверен, что она его слышит и просто не желает выходить из своего обычного для дождливой погоды легкого транса. Даже на звук его шагов она не обернулась, а лишь слегка дернула изумительным мраморным плечом, то ли неосознанно, то ли давая понять, что его присутствие все-таки замечено.
Лариса сидела на краешке кровати, поджав под себя ноги и уставившись в окно. На коленях у нее стояла пепельница со множеством окурков, а в длинных тонких пальцах с миндалевидными ногтями подрагивала очередная сигарета. Сергею никогда не удавалось поймать хоть на мгновение ее взгляд, когда она вот так смотрела в окно. Кто знает, может быть, ее светло-карие, почти желтые глаза в этот миг были просто отрешенными и распахнутыми, а может быть, в них появлялось что-то такое, что Лариса предпочитала прятать от окружающих? Во всяком случае, каждый раз она торопливо смаргивала, словно пытаясь избавиться от невидимой соринки, и ему доставался лишь мгновенный взлет черных с золотыми искорками ресниц.
Но сегодня она не спешила вернуться в реальный мир и продолжала сидеть неподвижно, лишь изредка стряхивая с сигареты длинный серый столбик пепла. Ее волнистые светлые волосы казались более тусклыми, чем обычно, особенно на фоне неимоверно яркого алого платья из тонкого трикотажа, которое заменяло ей домашний халат. Лариска вообще терпеть не могла все эти халатики, фартучки и тренировочные брючки, в которые запихивают себя большинство домохозяек. По квартире она ходила исключительно в коротком, облегающем и декольтированном, причем в основном без нижнего белья. И Сергею нравилось как бы нечаянно дотрагиваться до ее упругой груди, не замурованной в накрахмаленное кружево и начинающей призывно покачиваться при любом мимолетном прикосновении, нравилось забираться рукой под платье, когда она склонялась к кухонному столу. Иногда Лариса на это реагировала более чем благосклонно, а иногда начинала пищать, как самая обычная, не особенно сексуальная женщина. Да, в общем-то, она и была обычной женщиной со своими капризами и причудами и извечным желанием нравиться. И, как самая обычная баба, чтобы привести свое и без того безупречное лицо и прическу в порядок, она могла проторчать в ванной часа два. И сейчас, глядя на ее поникшие, как бы обессилевшие волосы, Сергей понял, что Лариса затосковала.
— Тебе грустно? — спросил он, присаживаясь на другой край кровати и раздумывая над тем, пощекотать или нет выглядывающую из-под ее попки маленькую розовую пятку.
— Да. Ты же знаешь, я плохо переношу дождь, — отозвалась она тихо и печально. — А в Италии, наверное, сейчас солнышко, и море теплое, и виноградники еще зеленеют…
— И гондольеры плавают по венецианским каналам, — привычно подхватил Селезнев. — Ты же знаешь, киска, мы не могли поехать. И уже тысячу раз с тобой об этом говорили.
— Но почему?
— Я же объяснял тебе. В театре только-только открылся сезон. Я не мог уехать, когда начинается работа над постановкой «Дон Жуана».
— Тебе что, дали роль? — Лариса развернулась и села к нему лицом, положив подбородок на колени и обвив их руками. Сергей опустил глаза. С «Дон Жуаном» что-то темнили, и он, поначалу твердо рассчитывающий получить заглавную роль, в конце концов начал сомневаться. Главный режиссер отмалчивался или деликатно уводил разговор в другую сторону, а он все упрямо не хотел верить, что дело в его последних, без сомнения успешных и, может быть, слишком кассовых фильмах.
— Нет, роли мне не дали. Но ведь ее еще не дали никому.
— Господи, за то время, пока твой ископаемый режиссер разберется со своими гениальными замыслами, мы могли бы уже съездить туда и обратно, — Лариса улыбнулась примирительно и небрежно потрепала его по волосам. Ее пальцы были твердыми и холодными, а ладошка едва уловимо пахла «Аллюром». Сергей перехватил ее руку возле тонкого запястья и быстро прижал к своим губам. Ей, как всегда, оказалось достаточно легкого намека. Лариска скользнула спиной по покрывалу, уже слегка раздвигая колени, но лишь слегка, чтобы светлый пушистый холмик показался всего на одно мгновение, и выгнулась, как потягивающаяся кошка, обвивая его шею руками и привлекая к себе.
