Джахан слушала очень внимательно.
— А почему дети и бабка? Ты так сказал. А родители?..
— Отца я никогда не видел. Никто из нас отцов не видел! — Хабаров улыбнулся. — Вроде у меня и старшей сестры отец один на двоих, а остальные все разные. Мать нас рожала, привозила к бабушке и оставляла. И опять уезжала!.. Потом, когда мы выросли и ей алименты потребовались, она говорила, что мы ей должны уже только за то, что нас по детским домам не раздали. А на самом деле раздать бабка не дала! Мне иногда казалось, что она нас ненавидит. И дармоедами называла, и тунеядцами, и безотцовщиной, и шлюхиным отродьем! Но… растила. Учебники покупала, тетрадки. Спортивную форму какую-то, лыжи. Я однажды с горки съехал, лыжину сломал, думал, убьёт бабка!.. У нас ремень такой был армейский, с медной пряжкой, так она этим ремнём всю спину мне исполосовала и задницу, я сидеть не мог. И я решил из дома убежать.
— Убежал? — спросила Джахан.
Хабаров кивнул.
— Но недалеко. На станции, километров через сто, нас с дружбаном Серёгой милицейский наряд выловил. Вызвали бабку, она примчалась, забрала меня.
— Не убила?
Хабаров посмотрел на неё. Она больше не жевала, вид у неё был такой, как будто она решала важную и трудную задачу, и главное в этот момент не сбиться в вычислениях.
— Потом, когда я после лётного училища академию Жуковского закончил, поехал её навестить, бабку. Она уже совсем старая была. — Он улыбнулся. — Костерила меня на чём свет стоит, что в форме не приехал и соседи не видят, какой я есть из себя красный командир!.. А мы ей дом купили, все внуки. Ну, какой дом, обычный пятистенок с огородом и палисадником. Она родом из деревни, но всю жизнь в квартире прожила, представляешь, на пятом этаже! Две комнаты, шесть человек, нормально, да?
— Нормально, — согласилась Джахан.
— Так многие живут, — словно возразил Хабаров. — Не мы одни.
— И что было дальше, когда ты в отпуск без формы приехал?
Он засмеялся, и лицо у него стало радостным, на щеке появилась дивная хомячья ямочка.
— Как что! Поработал я дня два в огороде, она меня ругала ругательски, что всё я плохо делаю, неумёха, лентяй косорукий!.. Потом, смотрю, братья-сёстры съезжаться стали. Бабка всех обзвонила!.. Достал я из чемодана форму, брюки нагладил, бабка из нафталина платок вынула с кистями, остальные все тоже принарядились, и двинули мы такой делегацией в кафе «Ветерок»!..
Джахан засмеялась, и Хабаров вместе с ней.
— Представляешь? Возле каждого двора останавливались, бабка кричала: «Нюра, Нюра, выдь!» Нюра выходила, и бабка ей говорила: «Дармоеды приехали меня навещать. Поздоровайтесь с тётей Нюрой, невежи!» Мы здоровались. Бабка сообщала, что дармоеды ведут её в ресторан, и мы шли дальше.
— Нет, а ты съел куриную ногу? — спросила Джахан очень серьёзно. — Ты один целую ногу! Съел?
— Съел, Джо. Мимо этой кафешки мы все ходили, ну, дети, и все, оказывается, останавливались и смотрели. Это мы друг другу первый раз тогда рассказали! И всем хотелось жареного мяса с картошкой! А девчонкам ещё мороженого с вареньем… Мы там полдня просидели, и всё ели, а бабка нас поносила, что мы деньги не бережём, проедаем!.. Так что рыбу я долго не любил.
— Вот эту, — и Джахан показала, какую именно, — не любить невозможно! Это что-то потрясающее.
— Я хотел тебя угостить, — признался Хабаров. — С той поры, как первый раз ее попробовал.
Она вытерла руки и налила себе чаю.
Пёс, дремавший на куче сосновых иголок, вздохнул, не открывая глаз, и блаженно повалился на бок.
— Тебе бы тоже поспать, — сказал Хабаров.
— Поговорим? — предложила Джахан.
Он вытянул ноги, прищурился на солнце и кивнул.
Поговорим, означает — о деле, а ему не хотелось. Ему хотелось кормить её, рассказывать о детстве, гладить собаку, ждать приятных и радостных перемен — ведь должны же такие когда-нибудь наступить!..
— Ты посмотрел мои бумаги, да?
— Я почти ничего не понял, Джо.
— Вещество новое, я с ним не знакома. Вызывает паралич сердца. Механизм отложенного действия для меня пока неясен, но если я хоть что-то понимаю в химии, яд вступает в контакт с тельцами крови, активизируется, и смерть наступает через два-три часа.