Гром не грянет, мужик не перекрестится. Гром победы, раздавайся. Когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом.
Макс открыл глаза.
За окном лило и гремел гром — должно быть, первая гроза в этом году. Утренний свет тихонько колыхался и подрагивал от дождя, и хотелось снова уснуть, и чтоб непременно приснился медведь и кресло тёти Фуфы.
В доме было тихо, только вздыхал где-то вчерашний запуганный пёс, которого привезли Джахан с Хабаровым. Он долго не хотел идти в дом, а когда его всё же уговорили, почти бегом бросился в угол между диваном и книжным шкафом, и там остался, сколько его ни звали.
…После работы я вернусь домой и куплю собаку. Не очень большую, чтобы можно было брать в самолёт. И не очень маленькую, чтобы можно было поговорить. Я буду выбирать собаку долго и со вкусом, возможно, даже посоветуюсь с Дашкой. Впрочем, какой из Дашки советчик!..
Думать о собаке и Дашке было приятно.
Макс намеренно усилием воли запрещал мыслям вернуться к тому, что стало ему очевидно ночью.
Он знал, что всё правильно, но сначала он встанет, умоется и выпьет кофе, а уж потом будет проверять. Во всём должна быть система.
Он всегда мылся холодной водой, но в тамбовском «частном секторе» вода была какая-то уж совсем ледяная. Макс сильно озяб и растирался полотенцем до красноты, до боли.
Одевшись, он зажёг на кухне газ, погрел над пламенем конфорки руки и поставил чайник.
Джахан не появлялась, хотя всегда вставала раньше всех.
Макс сварил кофе — зёрна мололись в ручной мельнице, которую он таскал с собой, на чашку холодной воды примерно три большие ложки кофе, так его когда-то научили в Италии, отрезал кусок сыра и задумчиво съел.
…Я прав, прав. Ну конечно, я прав!..
Кофе поднялся коричневой шапкой, и за секунду до того, как закипел, Макс снял его, осадил пену и снова дал подняться. Теперь нужно подождать, пока осядет гуща. Он подождал.
Вот теперь можно пить и проверять любые гипотезы.
Он отрезал себе ещё сыра и забрал кусок вместе с чашкой в комнату.
…Значит, «гром», «засов», «телефон», «выселок», «логарифм», «обобщение», «сноповязалка».
И «вомбат»! Там ещё был «вомбат», вдруг вспомнилось ему.
Всё моментально сошлось, и он поглядел на пирамиду слов.
…Большой шутник был Пётр Сергеевич Цветаев, погибший странной смертью в библиотеке имени Новикова-Прибоя!..
— Макс, сварить тебе кофе?
Он ничего не ответил, разглядывая пирамиду, и Джахан заглянула в дверь.
— Зайди.
Она вошла и встала у него за спиной.
Вдвоём они ещё некоторе время смотрели на пирамиду.
— Поедешь туда? — Джахан кивнула на листок с выписанными словами.
Он кивнул.
— Это прямо по твоей части, — заметила она. — Но всё равно будь осторожен.
Он задрал голову и посмотрел на неё снизу вверх.
— Я всегда осторожен.
— Мне просто захотелось тебе это сказать. Наверное, я старею, Макс.
— Ну. — Он поднялся. — Никто из нас не молодеет. Это было бы странно.
— Я приготовлю тебе завтрак, — поспешно сказала она. — Только дай мне десять минут.
Она вышла, и через некоторое время до него донеслось, как в большой комнате она разговаривает с собакой.
…Никто не молодеет, это точно!.. Что они станут делать, когда их время выйдет окончательно и они больше не будут пригодны для оперативной работы?.. Нет, есть, конечно, некие аналитические отделы, службы сбора информации и всякое такое, где постаревшие агенты находят себе занятия! И что с того? В работе ради заработка ни один из них не нуждался — их долго и тщательно учили преуспевать практически на любом поприще, и Макс точно знал, что сделать какую угодно карьеру совсем не сложно. Есть элементарные законы психологии, и если их соблюдать, вожделенная карьера, гарцующая в отдалении, как дикая лошадь, быстро окажется прирученной, взнузданной и стреноженной!..
…И всё же. Что они станут делать?.. Звонить друг другу по телефону? Вместе отдыхать в санаториях? Писать мемуары — гриф «Для служебного пользования»?
Почему-то Макс никогда не представлял себе жизнь «после», ему это и в голову не приходило. Как никогда не представлял себе, что с ним будет после смерти родителей!
Они должны были жить вечно — у них не получилось.
