Земляки - страница 5

Каргуль реагирует на угрозы и проклятия Павляков достаточно выразительным жестом. Яська, подбежав к лошади, бьет ее плашмя по хребту, отчего она пускается в галоп, волоча за собой опрокинувшийся плуг. Каргуль бросается на Яська. Широкий взмах руки, блеск косы…

…Яська в ужасе бежит навстречу отцу и матери. Миновав их, он мчится к виднеющейся вдали деревушке — низеньким белым хаткам, придавленным к земле соломенными шапками крыш. Влетая через открытые ворота в стодолу, где в полутьме копошится брат, он кричит: «Я Каргуля убил!» — и снова бросается наружу. Разметав перепуганных кур, он некоторое время мечется по двору, потом вбегает в хату и бросается на колени перед почерневшей иконой.

Ночь. В свете керосиновой лампы грозно поблескивает висящая на стене коса. Яська, одетый в чистую рубаху, с котомкой за плечами, по очереди гладит светло-русые головки выстроенных по росту младших братьев и сестер. Леония сует ему в руку узелок, отец снимает с себя сапоги и протягивает их Яську. Натянув сапоги, Яська опускается на колени перед иконой. Отец становится рядом с ним. Повторяя вслед за отцом слова клятвы, Яська торжественно произносит:

— Всем, что власть надо мной имеет, клянусь… что дороги к дому своему не забуду и на землю свою ворочусь… чтобы кости рода нашего друг дружку по свету не искали… А на Каргулево племя и поле, господи наш милосердный, ниспошли ты казни египетские… Только не спутай, господи, с Каргулями соседов ихних, нас то есть, Павляков, и не сделай нам чего худого, потому как мы, господи, свою межу соблюдаем… А землю нашу мы оборонять вправе, потому как ты создал ее и нам предназначил…

— …Потому как ты создал ее и нам предназначил, — шепчет «американец» слова давнишней клятвы. Он стоит во дворе братова дома и, держа на руках маленькую Аню, пытается отогнать нахлынувшие было воспоминания о печальных событиях, вынудивших его бежать в Америку. Правда, Каргуль оказался жив, ко ранен он был очень тяжело…

— И чего ты. Яська, защищал тогда своей косой? Пол-ладони земли? За такую глупость чуть человека не порешил. Ведь он с тех пор всю жизнь одним легким дышал…

— Yes, а я с тех пор молился о смерти для него, — Яська с удовлетворением кивает в такт словам седой головой. — Где я ни работал — и на сталелитейном заводе, и на ферме, и когда varnischer, то есть полировщик, был — ни один день я не начал без молитвы: «Будь милосердный, боже, и выдерни его с этой земли как траву сорную…» Из-за Каргуля я остался без родина!..

— А теперь вот эта земля наша, — говорит Казимеж, подчеркивая слово «эта».

Яська делает вид, что не слышит. Причмокивая губами, он строит девочке смешные рожицы, подбрасывает ее на руках. Поворачиваясь при этом то в одну, то в другую сторону и щуря глаза от солнца, он исподтишка рассматривает двор брата.

— Very nice… Стодола каменный, — негромко замечает он. — И конюшня… Но у наш тятя воздух совсем не так пахнул… По-нашему. — Как бы желая еще раз проверить, что за воздух на новой, «чужой» земле, Яська делает глубокий вдох и недовольно качает головой.

— Вон яму с навозом открою и обратно, как у тяти, воздух будет… — не сдается Казимеж.

— Ну и солнце сегодня, — отирает взмокшие виски Яська.

— Солнце такое же, как и у тяти…

Братья останавливаются у распахнутых ворот большого сарая. Внутри поблескивают под солнечными лучами фары трактора.

— Твой?

— С соседами артельный, — отвечает Казимеж и, видя по лицу брата, что тот не понимает, добавляет, махнув рукой, — ты по-польски вовсе слабо кумекать стал…

Яська замечает, что за ним наблюдают через забор какие-то люди.

— А как соседи?

— Соседов-то у меня столько, сколько свет сторон имеет. — И, указывая на дом с острой красной крышей, Казик поясняет: — Этот вот сосед под Познанью батраком был, парень очень даже порядочный, хотя и не из нашинских, не из-за Буга родом. А вон тот, Вечорек Антони, автохтон, значит…

— Где это лежит?

Казимеж грустно качает головой: старший-то он старший, Яська, а по-польски никак не понимает.

— Автохтон — это значит тутошний поляк, местный, силезский. Мы-то первые сюда, в Силезию, приехали, а он еще до нас, до войны тут жил! А вон с этим соседом, какого дом ближе всех к нам стоит, наша жизнь вовсе неразлучная, будто нас одна мать родила…