Земляки - страница 12

На третий день Казимеж, натянув старые сапоги, картуз и сшитую из одеяла куртку, выходит к своей стодоле. За. ней простирается поле, которое теперь принадлежит ему. Там, среди густой пшеницы, грозно застыли, воздев к небу дула умолкших орудий, полусожженные немецкие танки.

Далеко, насколько хватает глаз, тянутся брошенные немцами неубранные поля. Казик срывает колос, внимательно рассматривает его и переводит взгляд на заросшее сорняками поле. На лице его появляется выражение озабоченности. «Ох, не быть урожаю с того, что другие посеяли…» — вздыхает он. Вдруг до него доносится характерное чавканье коровы — это Каргулева Мучка пасется на его поле. Мучка на его земле!

Схватив палку, Казимеж со всего маху лупит ею корову.

— Ах ты зараза! Да чтоб тебе моя трава боком повылазила! Пошла вон отсюда, марш на свою землю!

Таща на цепи колоду, к которой она привязана, Мучка возвращается на поле Каргуля. Казимеж запускает ей вслед валявшимся неподалеку колесом, удар приходится по цели. Перепуганная корова, тяжело прыгая, скачет в глубь Каргулева поля. Казимеж, чрезвычайно довольный победой, оборачивается и натыкается… на взгляд Каргуля, который стоит в воротах своей стодолы.

И тут — точно вспыхнула искра от удара их взглядов — за спиной Казимежа раздается мощный взрыв. Когда туча дыма оседает, становится ясно, что это Мучка подорвалась на мине.

Рассерженный Каргуль бежит к Казимежу, крича на ходу:

— Ах, вон ты как! Твой брат Яська меня уже один раз убил, теперь ты за убийства принялся?!!

Казимеж, который доходит ему ростом только до плеча, воинственно выпячивает грудь.

— Принялся! И дальше приниматься буду! Потому как ты, Каргуль паршивый, святость не уважаешь!

— Это какая же такая святость тебе снится, чучело гороховое?!!

— А такая, что межа — дело святое! И ежели ты этого на носу своем не зарубишь, так я тебе опять на ребрах святую истину выпишу!

— А где ты тут межу углядел, а? — хрипя от ненависти, кричит Каргуль, разводя руками так широко, будто желает охватить ими землю до самого горизонта.

Стоя на краю огромной ямы, образовавшейся от взрыва, и уже позабыв о корове, они начинают топтаться друг возле друга, как два петуха, готовящиеся к бою. Вдруг оба застывают в неподвижности: со стороны дворов слышатся отчаянные крики Вити и Ядьки: «Мины!.. Мины!..»

Опомнившись, мужики растерянно оглядываются вокруг. Среди моря золотых колосьев притаилась смерть. Сделай они шаг — и лететь им в небо, как взлетела только что покойница Мучка…

— Выводи вот теперь отсюдова… — уже почти мирно говорит Казимеж.

— Иди, пожалуйста! Ты начал, тебе первому и дорога, — приглашает жестом любезного хозяина Каргуль.

— Так твое ж поле, — Казимеж хитро щурит глаза, — вот и показывай дорогу.

— У нас сперва гостям дорогу дают.

Окинув Каргуля с ног до головы ненавидящим взглядом, Казимеж, не желая показаться трусом, начинает осторожно, шаг за шагом, продвигаться вперед. Каргуль идет сзади, высоко поднимая ноги и старательно ступая ему в след. Хотя оба полны напряжения, перепалка между ними не утихает.

— Помни, — шипит Казик, — межа — дело святое! А ежели забудешь, так я тебе косой опять про то напомню!

— И где ты только тут межу видишь! — огрызается Каргуль, не отрывая глаз от ног Казика. — Здесь до самого неба все твое. Бери сколько хоть, никто тебе земли ложкой отмерять не станет! — ехидно напоминает он Казику слова, сказанные им не далее как вчера, когда они пили в ознаменование мира на веки вечные. — И пальцами, как вы в Кружевниках, здесь тоже землю мерить никто не станет…

Осторожно раздвигая колосья и внимательно глядя под ноги — нет ли на дороге предательской мины— Казик поясняет непонятливому соседу:

— Я столько взял, сколько мне надобно, и тронуть землю свою не позволю!

Когда они наконец выходят к краю поля и Казик уже стоит на безопасной зелени лужайки, он слышит позади:

— Ну и времена! Дурак впереди умного вышагивает…

— Что?!! — У Казика от оскорбления даже дыхание перехватывает.

Пряча на ходу часы с цепочкой, которые было вытащил из кармана, он грозно двигается навстречу Каргулю, визжа что есть силы: