Когда жжение сделалось почти нестерпимым, тоннель неожиданно закончился, и Мирослав ядром из пушки бултыхнулся в воду. Несколько секунд он бился и пускал пузыри, соображая, где же поверхность, наконец сообразил, и через несколько гребков голова его оказалась над водой.
Тоннель привел в огромную пещеру с высоким сводом и озерцом вместо пола. Свет проникал в нее снизу, через недлинный, полностью утопленный ход, ведущий, судя по цвету и запаху воды, прямо в большое озеро. Набрав в рот тепловатой жижи, он покатал ее от щеки к щеке. Соленая. И правда, в озеро. Повезло. А это что? На небольшом сухом выступе он приметил какое-то движение. В несколько гребков преодолев отделяющее расстояние, подтянулся на руках и выбрался на большой, обкатанный волнами камень. Почти весь его занимало гнездо вроде орлиного. Слепленное из водорослей и обмазанное какой-то зеленой слизью. Свободная поверхность скалы была завалена рыбьими хребтами, головами и обрывками плавников.
Брезгливо сторонясь особо густых разводов, воин заглянул за край и отпрянул. По внутренней, до блеска отполированной части гнезда с невероятной скоростью скользили змейки в палец толщиной и пол-аршина длиной. Их яркие глянцевые шкурки поблескивали в неистовом водовороте. Одна из змеек остановилась и подняла голову с холодными бусинками глаз. Распахнула зеленоватую пасть с маленькими острыми зубами и зашипела, раздув за головой небольшие узорчатые крылышки, розовые на просвет. И такая нечеловеческая злоба и ярость были в этом шипении, что Мирослав инстинктивно сжал подвернувшийся под руку камень и занес его над гнездом.
Касик топтался перед входом. Еще у главных ворот дворца начальник караула со злорадной жалостью поведал ему на ухо, что Куаутемока мучает очередной приступ болезни. Плохие вести обычно вызывают у правителя разлитие желчи. А мучимый болью, он может не раздумывая отправить жрецам Уицлипочтли или Тескатлипока любого, кто окажется рядом. И не сообщить такую новость тоже означает подписать себе смертный приговор. Тяжко вздохнув, он позволил наконец стражникам распахнуть перед собой массивные двери тронного зала. Подметая длинными волосами каменный пол, приблизился к трону, на котором развалился великий правитель.
Фигура Куаутемока была так сильно скособочена, что этого не скрывали даже складки белой материи. Худая рука устало подпирала пергаментно-желтую щеку. Белки закаченных под лоб глаз пестрели алыми прожилками. Дыхание со свистом вырвалось через неплотно сжатые губы. Выждав с полминуты, касик едва слышно кашлянул. Правитель вздрогнул. Его правый глаз выкатился из-подо лба и тяжело обшарил лицо побелевшего от страха мешика. Потом в левой глазнице сверкнул зрачок, покрутился без цели и смысла и наконец тоже остановился, ткнувшись в затылок посла.
— Что заставило побеспокоить меня? — прошелестел сверху голос Куаутемока.
— О великий правитель, — пролепетал мешик, — большие лодки teules направляются к акведуку.
— И что? Охрана не позволит teules высадиться и перекрыть поток, а их огненные трубки не способны причинить ему вреда.
— Трубки нет, но нам передали, что они могут подложить под одну из опор заряд взрывающегося зелья. Его силы хватит, чтобы повредить кладку.
Куаутемок прикрыл глаза и задумался. Когда посланцу стало казаться, что он просто заснул, великий правитель открыл глаза и поднялся на нетвердые ноги. Из полумрака огромного зала бесшумно появились несколько знатных в белых одеждах и подхватили его под сухонькие локти.
— Носилки мне! — тихо, но твердо вымолвил правитель и, не взглянув на распростертого гонца, сошел со ступеней трона.
Пеший путь до места назначения занял бы минут десять. Кавалькада, возглавляемая изукрашенными носилками Куаутемока, добралась до оружейного двора только через полчаса. Носильщики опустили носилки на площадку, дочиста выметенную служителями, чтоб царственная сандалия не коснулась праха и тлена. Несколько юношей в набедренных повязках вынесли специальные курительницы с ароматными травами. Знатные взяли правителя под локти и повели к огромному, изрытому ямами двору, утыканному вкопанными в землю балками, с поперечин которых свисали массивные блоки. Несколько костров под большими медными чанами исходили поодаль черным дымом. Обнаженные кузнецы около раскрасневшихся горнов ожесточенно шуровали в них массивными кочергами и щипцами на длинных ручках. Из клубов дыма появился голый, до блеска закопченный человек и простерся ниц.
