Некоторое время Ван посидел без мыслей и почти без чувств. Потом, как будто, немного успокоился. Сердце перестало стучать, а руки и ноги приобрели способность движения. Он поправил расстегнувшуюся пуговицу, взял со стола сигаретку и закурил. И вдруг, как молния, мозг его прорезала страшная мысль;
«Смерть! Он доживает последние минуты… Он будет раздавлен, как кузнечик!»
Ван заметался по комнате. Дикий ужас бросал его из угла в угол. Он падал ничком на кровать, снова вскакивал, хватал со стола ножницы, взмахивал ими, хотел ударить себя ими в грудь, в живот, но не решался, бросал их на пол, снова хватал. Наконец, обессиленный, весь в липком поту, он прислонился к стене возле двери и остался стоять неподвижно, тупо глядя перед собой.
Он не мог отдать себе отчета, сколько времени простоял он так, минуту или час. Как сквозь сон слышал он шаги, голоса, опять шаги. Наконец, кто-то приблизился к двери. Это шел г-н Лю… это шла смерть.
Г-н Лю повозился с замочком, отпер его, толкнул ногою дверь и вошел.
Почти без участия воли и сознания, рука Вана поднялась и он изо всех сил ударил г-на Лю ножницами между лопаток. Г-н Лю тихо ахнул, будто захлебнулся, и упал лицом вниз, глухо стукнувшись головой о каменный пол.
* * *
— Ну, — сказал Дорогов, едва г-н Лю удалился. — Вляпались!.. «В руки полиции» — это означает обыск. Найдут инструменты, не поймут, что это такое, посадят и т. д. Дело табак.
— Если б только знать куда делись инструменты! — воскликнул Тенишев-ский. — Это опять какой-то номер мерзавца Вана. Его дождевик-то в сундучке очутился.
— Он сейчас все выложит Лю, — мрачно сказал Дорогов.
Во дворике раздался шум. Кто-то вихрем пронесся, стуча башмаками. Громыхнули засовы наружных дверей. Потом все стихло.
Тенишевский встал.
— Пойдем, Павел, посмотрим, что там еще стряслось. Если они побежали за полицией, надо найти и спрятать инструменты. Возьмемся-ка мы сами за г-на Лю, пока не поздно. Пусть у него револьвер, зато нас двое. Я схвачу его за руку, а ты лупи по башке. Ничего, справимся. Пошли!
Дворик был пуст. Дверь в комнату Вана была приоткрыта, там было темно. Девушки заперлись все у Шуры, у них было тихо и горел свет. Дверь на улицу стояла настежь. Ни г-на Лю, ни Вана не было видно.
— Терентий! — тихо позвал Валериан Платонович.
Никто не отзывался.
— Еще новости! — сказал Тенишевский. — Терентий пропал. Дело тут поставлено, видно, умело. Пойдем, поднимем девушек, пусть все ищут инструменты. Время терять не приходится.
Здесь Дорогову показалось, что он видит сон. Тенишевский тоже остановился, удивленный.
С улицы быстро вошла Елена и следом за нею высокий монах в длинной черной сутане и с пробковым шлемом на голове.
— Елена Николаевна! — воскликнул Дорогов, позабыв о всякой осторожности.
Она улыбнулась радостно и торжествующе и протянула ему обе руки.
— Павел Александрович! Здоровы?.. Живы?..
Шура, Клавдия и Ангелина, услышав голоса, показались в дверях своей комнаты и бросились к Елене.
— Елена Николаевна, дорогая! Приехали! Дорогая, славная! Здравствуйте!
Тася вышла вслед за ними в своем розовом халатике и остановилась у дверей. Сложив руки на груди, она внимательно смотрела на всех.
— Стойте, господа, — вмешался Тенишевский, — все это, конечно, очень радостно и удивительно, но нельзя все-таки терять времени. Положение-то дрянь.
Он подошел к двери в комнату Вана и распахнул ее.
— Начнем отсюда… — и замолчал. — Павел, — прибавил он глухо. — Посмотри-ка.
Посреди комнаты, в полосе света, падавшего через раскрытую дверь, ничком лежал г-н Лю. Руки его были раскинуты, револьвер отлетел в сторону, Вана не было. Все бросились к раненому.
Г-н Лю был еще жив, Он слабо застонал, когда Тенишевский с помощью монаха поднял его и перенес на кровать.
— Ваты, йода! — распорядился монах. Он расстегнул на г-не Лю халат, разорвал окровавленную фуфайку и осторожно приступил к перевязке.
Положение раненого было безнадежным. Глубокая рана, из которой с трудом извлекли тупые ржавые ножницы, уже чернела по краям. Темная, густая кровь слабо сочилась из нее.
— Он умрет через несколько часов, — сказал монах. — Кто убил его?
