- Однажды мой народ уже склонился перед хлебателями соленой воды, гневно говорит лераниец. - Второго раза не будет. Мы выжжем их поганые гнезда.
Я лишаюсь дара речи. Миротворческие силы недаром получили свое имя. Они нейтральны, всегда и везде. И теперь этот безумец с тремя десятками вертолетов готов из-за нескольких гильз превратить в пепелище половину Горгаала! Я и сам мечтаю о том же - но в этой войне нет правых и виноватых, убивают все. А я опять буду работать сутками, не отходя от стола, на который все подкладывают под нож новых умирающих. Так уже было однажды, после особенно тяжелых боев.
- Вас сотрут в пыль, - говорю я. - На побережье...
- Когда сотрут, будет уже поздно. Смерть врага - вот что имеет значение. - Да, я забыл. Они не боятся смерти.
- Ты думаешь, люди пойдут за тобой? - Слабая надежда...
- Пойдут, - мрачно скалится Кварк. - А четыре вертолета не взлетят.
Я понимаю его. Две коротких очереди. Нет человека - нет проблемы. Так просто.
Меня охватывает холодное бешенство. Не буду работать, не заставите! Гнойная вонь. Перекошенная лестница. Культя на ладонь выше колена.
- А меня - туда же? - осведомляюсь я. Чай чаем, а государственные интересы важнее.
Он улыбается - лучше бы ударил.
- Нет, зачем, - отвечает он. - Если ты промолвишь хоть слово, я тебя пристрелю. Или мои люди. Так что ты никому не скажешь. Побоишься.
Мое сердце останавливается, дергается судорожно, переходит на неровный галоп. Трус. Кто, я? Я приглашал его как-то пройтись по госпиталю - он отказался с поспешностью почти непристойной. Но я и вправду боюсь умереть. До судорог боюсь. Я знаю, каково это. Я почувствую, как пуля пройдет сквозь меня, переламывая ребра, рассекая легкое, перебивая сосуд за сосудом. Выплеснется кровь, я сделаю последний, горестный вздох, и опустится тьма. Я не верю, что есть что-то после смерти; только небытие. Я очень боюсь смерти. Но ненависть сильнее. Теперь я знаю, кто достоин ее.
- Ты прав, - произносят мои губы. И, словно в ответ, небо взрывается зеленью. Такое бывает нечасто, только при противостоянии солнц, в те секунды, кода Аэн пересекает линию горизонта. Нас окутывает изумрудное сияние - лица как маски, руки как ветви... Через несколько секунд зелень сходит, оставляя синеватую тень. Дремлющий вулкан заслоняет от нас золотое светило.
- По машинам! - командует Кварк. Грохочут моторы, крутятся лопасти. Ветер хлещет меня по лицу, подкрадывается, бьет в темя. Медленно отрываются от земли черные ящеры. В их реве мен слышится дьявольский хохот; они насмехаются надо мной: "Неудачник... трус... слабак...".
Если бы ненависть мою выпустить наружу, распоров тощую грудь, то померкли бы от стыда все взрывы мира.
Ненависть как оружие массового уничтожения.
Я становлюсь машиной своей ненависти. Казарму леранийцев будут охранять двое дневальных. Я никогда раньше не убивал. Буду учиться по ходу дела. Я безоружен. Но я - врач. Я каждый день сражаюсь со смертью, и был ей достойным противником - не врагом. Она поможет мне. Черные ящеры боевым строем уходят на север, скользя между землей и небом, там, где идет эта война.
Бегом возвращаюсь в госпиталь. Собираю нужные вещи - быстро, быстро, пока не улеглась ярость. Лицо Кварка Но'оне стоит перед моими глазами, маска воина.
Я возвращаюсь. Один баллон висит на плече, второй я держу под мышкой.
Дневальные - оба - в дежурке. Тем лучше. Я открываю баллон с наркогеном, кидаю в дежурку, прижимаю кислородную маску к лицу. Два тяжелых удара - тела об пол. Я спокойно захожу, связываю спящих, закрываю баллон - наркоген дорог. Иду дальше.
Вот и рация. Я настраиваю ее, беру микрофон. Начинаю говорить. И каждое мое слово - это пуля. Я знаю, что будет дальше. С крейсера "Лианис-хор" поднимутся хищные птицы-истребители, накинутся на черных ящеров, и полетят разбрызганные ошметки плоти и стали... расцветут причудливые орхидеи взрывов... и я опять буду РАБОТАТЬ! Проклятье на твою голову, Кварк Но'оне!
Ты опять обманул меня.
Я выбегаю из барака. Да, вот они: четыре вертолета. Я последний раз смотрю в непередаваемо высокое небо. Над долиной кружит баклан, жемчужные перепонки его крыльев играют в солнечных лучах. Что он делает здесь, так далеко от моря? А что делаю я?
