Вернувшись из очередного испытательного полета, летчик П.П.Скарандаев бросил через плечо:
– В штопоре трясет крыло.
– Да мы же, – говорю, – коробки крыльев не касались, да и длина хвоста старая, с чего бы это вдруг затрясло крыло?
– Не веришь, слетай сам.
Когда на другой день мы полетели, я еще перед взлетом удивился, увидев перед собой болтающиеся привязные ремни летчика. Ну, думаю, если он не привязался, то и мне не стоит.
Взлетев и круто, очень круто, набрав высоту 2,5 км, Скарандаев убрал газ и свалил И-5УТИ в левый штопор. Самолет сначала провалился, да так, что засосало под ложечкой, а затем резко завертелся.
Только тут я наконец разглядел, что пилот не застегнул только плечевые ремни, а поясные то у него застегнуты, а у меня нет! Мои ноги широко раздвинуты, чтобы не мешать двигаться педалям и ручке второго управления, руки сначала уцепились за края сидения, а когда начался штопор, принялись лихорадочно шарить за спиной в поисках ремней.
Тонкая стрелка высотомера шустро отсчитывала сотни метров. Я, было, нашел один ремень, но тут самолет, выйдя из левого штопора, почти без паузы провалился в правый. Это заставило меня бросить найденный ремень и снова ухватиться за сидение.
Вспомнив о тряске крыла, я покосился сначала влево, на его конец, мимо которого бешено мчались облака, затем – вправо. Никакой вибрации крыла не наблюдалось.
Взглянув на высотомер, который показывал около 500 м, я собрался наконец расслабиться, да не тут-то было! Выведя самолет из штопора, поскольку штопорить дальше уже было некуда, Скарандаев принялся вертеть петли, виражи, бочки, иммельманы и боевые развороты, прижимаясь все ниже и ниже к земле. Постепенно на же лезнодорожной насыпи возле аэродрома стал собираться народ посмотреть на этот бесплатный цирк.
В перерывах между отдельными фигурами я все еще пытался найти свои злополучные ремни, но до конца полета так их и не нашел. Спасибо Павлу Петровичу, что он ни разу не завис в перевернутом положении, а то мне пришлось бы вспомнить о парашюте.
Когда мы приземлились и шли от самолета, я, успев перевести дух, сказал:
– А ведь тряски крыльев то и нет!
– Нет? Ну и хрен с ней.
На этом заводские испытания и закончились. Скарандаев перегнал самолет в Москву, а я вместе с АЙР-6 перебрался на другой ленинградский завод – № 23.
Позднее, уже перед войной, мне довелось самому «покрутить петли» на самолете. Это было во время перелета на УТ-2 из Москвы в Ленинград. Самолетом управлял летчик-испытатель Виктор Расторгуев. Погода была прекрасная, мы летели и летели вдоль прямой железнодорожной линии на высоте метров восемьсот, когда я попросил у своего друга разрешения подержаться за ручку управления. Пролетев минут пятнадцать, я спрашиваю:
– Виктор, рискнешь ли ты, хотя бы раз в жизни, доверить мне совершить мертвую петлю?
– Валяй. Только сначала посмотри, как это сделаю я.
– Все, понял: разгон до 260 км/ч, постепенно тянешь ручку на себя, в верхнем положении, находясь вверх ногами, уменьшаешь газ, ручку на себя до конца, а при пикировании слегка отдаешь ее вперед и затем очень плавно переходишь в горизонтальный полет.
– В теории все правильно. Теперь давай сам.
Стоило мне только прибавить оборотов мотору и отжать ручку от себя, как мотор затарахтел живее, скорость стала нарастать, но и давление на ручку от рулей стало заметно увеличиваться. Когда стрелка указателя скорости подошла к 260 км/ч, я потянул ручку на себя, а когда земля стала уходить назад, а впереди осталась одна голубизна неба, я добрал ручку на себя, убрал газ и увидел, как из-за спины снова показалась земля. Я начал понемногу отдавать ручку от себя, земля вернулась на свое обычное место, только линия горизонта немного перекосилась.
– Все проделал правильно, – услышал я голос Виктора, – только вот крен нужно бы убрать.
– Сейчас повторю еще разок.
– Давай, давай. Железную дорогу тоже не теряй из виду.
Когда я дошел до шестой петли, Виктор отобрал управление, сказав:
– Может быть из тебя и получился бы посредственный летчик, однако ас из тебя никогда бы не получился, это точно.
– Почему?
