Здесь-то мы и предполагаем установить свой наблюдательный пункт. Да и можно ли выбрать себе лучшего гида, чем этот крепкий, коренастый пятидесятилетний человек, который работает в своем кабинете, рядом с сейсмологической лабораторией! Но разрешите мне представить вам Акитунэ Имамуру, профессора сейсмологии Токийского университета, и его коллегу Омори, одного из ведущих японских геофизиков.
Утро 1 сентября началось с сильного ветра и дождя, но вскоре небо прояснилось, и увы!., снова засияло солнце. Мы говорим «увы», потому что уже в течение ряда дней стоял нестерпимый зной. Жара угрожала продержаться и на следующий день, критический для японских землепашцев, день, который народ называет «Нихьяку-тока».
И вдруг в 11 часов 58 минут (по местному времени) профессор Имамура, работая за письменным столом, ощутил легкий толчок. Он ничуть не встревожился, привыкнув к тому, что его родная земля постоянно содрогается. Это было маленькое землетрясение, вот и все, такое, какие случаются по 7500 раз в год и не вызывают никаких последствий. По привычке, ученый стал в уме отсчитывать секунды и на четвертой заметил, что сотрясение не только не прекращается, но, наоборот, усиливается и становится угрожающим. Через семь-восемь секунд здание начало глухо дрожать. «Что это, максимальная фаза землетрясения, — спросил себя Имамура, — или только предварительная?»
Сделаем здесь небольшое отступление. Частота землетрясений в Японии привела к тому, что ее население как бы свыклось с опасностью и стало относиться к ней несколько беззаботно. Но такие крупные ученые, как Имамура, наоборот, усилили внимание к сейсмическим явлениям. Имамура еще в 1905 году предостерегал на страницах газеты «Тайя», что отнюдь не исключается менее безобидное землетрясение, которое неизбежно вызовет пожар, и задал вопрос: «Есть ли уже сейчас уверенность в том, что можно будет использовать водопровод и что борьба с огнем хорошо организована?» Профессор Омори, со своей стороны, затронул этот деликатный вопрос. Но в то время у властей были совсем другие заботы; им было недосуг прислушиваться к голосу этих глашатаев беды. Только что закончилась русско-японская война, Япония выдвинулась в число держав, руководивших судьбами мира, крупные промышленные и торговые фирмы процветали. Власти, несомненно, считали более выгодным укреплять экономическую и военную мощь страны, чем готовиться к сейсмической катастрофе, которая могла ведь и не разразиться.
Возможно, что Имамура, невозмутимо отсчитывая секунды, вспомнил о своих вещих предсказаниях. Сотрясение определенно не прекращалось, и на 12-й секунде ученый сказал себе: «Внимание, начинается главная фаза». Колебания земной коры действительно становились все сильнее. Когда прошло еще четыре-пять секунд, Имамура решил, что землетрясение достигло апогея. С крыши дождем падала черепица, и все здание трепало, как судно в бурю. Имамура удивился, что ему удалось удержаться на ногах. Нас тоже поражает изумительное спокойствие ученого, который, вместо того чтобы выпрыгнуть в окно, отсчитывал секунды и занимался наблюдениями. Прошло еще 10 секунд.
Движение земной коры было по-прежнему сильным, но характер его изменился: колебания замедлились, а амплитуда их увеличилась. Тогда ученый встал, вышел, шатаясь, из кабинета и спустился к сейсмографам.
Там собрались уже почти все его ассистенты. Многие особо чувствительные приборы, дающие увеличенное изображение смещений грунта, были выведены из строя при первых же сотрясениях, но оставалось еще шесть сейсмографов, на показания которых можно было положиться. Бригада немедленно принялась за расшифровку записей. Землетрясение продолжалось; за потрескавшимися стенами обсерватории простиралась столица, ставшая жертвой катаклизма; в университете начался пожар. Профессору потребовалось менее получаса, чтобы сделать первые выводы: время пробега первой волны составляло 13,9 секунды; предположив, что скорость ее равнялась 7,5 километра в секунду, можно было определить местоположение эпицентра на расстоянии 104 километров к юго-западу от Токио. Следовательно, предварительный толчок был дан под заливом Сагами, то же, видимо, относилось и к главному толчку.