— И чего? — испугались мужики. — И чего тогда делать?
— Страус, — продолжал Грыгоровыч, — это птица. Хотя и не летает. Потому что у ней киля нету.
— Чево-о-о-о? — опять спрашивают односельчане. — Чево нету?
— Киля! Ну киля! Как у самолетов. Вот вы мне скажите, самолет может летать без киля?
— Чево-о-о-о? — опять мужики спрашивают.
— Ничево! Ничево не может самолет без киля. Так и страус. Зато он бегает как марафонец. Как газанет — семьдесят километров в час, так на машине не догонишь.
— А чо ж… — скромно отводит взор Вася Белоброд. — А я бы смог. На мотоцикле.
— А че тебе мочь?! Ты кто тут вообще? Ты ж деньги не вносил, Вася. Так что наблюдай со стороны, — рассердились все, кто деньги внес. Хотя непонятно, на кого рассердились. То ли на невинного Васю, то ли на Грыгоровыча, то ли на самих страусов.
Поселили их у Грыгоровыча во дворе. Поскольку он был главным, он ведь уже по страусам стал специалист: знал, чем кормить, как поить, где держать. Не говоря уже про мочевой пузырь. Поэтому, как только начались дожди, все страусята приуныли, и две из трех самочек еще в подростковом возрасте приказали долго жить. А парочка осталась. И все село — все двадцать семь человек — каждое утро ходило на работу, то есть давало советы, как надо их общих страусов выращивать. Короче, всем колхозом поднимали Витю и Зину. Так их назвали. Витя и Зина.
Ну и как в кино.
Прошло. Три. Года.
Верней, два.
И тут весной страус Витя стал танцевать «Цыганочку». И все отводили стыдливо и мечтательно глаза, потому что это он так за Зиной ухаживал. Ну чисто «Цыганочка» с выходом: значит, усаживается на свои ноги длинные, как цыган на колени, голову закидывает и ну плечами трясти. То есть крыльями… Только по груди себя не лупит. А потом как вскинется, как побежит за Зиной. А Зина — дура — хохочет, юбками мотает, верней, перьями своими, и удирает, хохочет и удирает. А Витя бежит и рычит. Бежит и рычит. Ну честное слово, рычит, как тигр. Или там как собака. Носятся эти двое, чисто динозавры-рапторы, как в кино, ногами топают, рычат. Двор у Грыгоровыча небольшой, так они то в один конец двора, то в другой. А все, значит, вкладчики, инвесторы вишневские, держатели страусиных акций, стоят у забора и головами туда-сюда, туда-сюда, как на баскетболе.
Ну признались они — Витя и Зина — друг другу в вечной любви. И снесла Зина сколько-то там яиц. Сколько-сколько… А кто их считал? А как их посчитаешь?! Витя такой оказался примерный семьянин. Он, значит, ногой своей с когтем выкопал ямку. Туда все яйца аккуратно закатил и на них сел. И смотрит с укоризной: мол, а вы-то, мужики, за своими детьми как смотрите?! Вон, по учебе некоторые съехали вообще, музыку пропускают. Тут тот самый мотоциклист Вася, который денег не вносил, пробрался в дом к Грыгоровычу, когда того в хате не было, думал посмотреть и посчитать, а то и спереть одно яйцо или три, когда Витя встанет поесть. И главное, может, страус и знал, что Вася денег не вносил, может, догадывался, а может, просто — что скорей всего — Витя отец хороший. Они оба, и Витя, и Зина, как раз аккуратно кушали, когда Вася залез в гнездо, подбирали клювиком травинки — как все равно принцессы двумя пальчиками, отставив мизинчики, вот так и страусы только клювом, — и откусывали воду из корыта, ну правда — откусывали от воды, а потом закидывали голову. Очень интересное мероприятие. И вот тут Вася-мотоциклист залез. Ну, конечно, потревоженный Витя увидел, что происходит бесчинство и грабеж. И вторжение в его частную собственность. Он сфокусировал взгляд своих прекрасных глаз на Васе, поразмыслил секунды две и побежал. И стал Васю гонять. И опять собралось все село, и опять смотрели захватывающую беготню. Головами: туда-сюда, туда-сюда одновременно. Как Вася только ни петлял, как ни уворачивался, как ни подскакивал, Витя его без всяких усилий догнал да саданул в пятую точку, а еще и клювом в кумпол тюкнул.
И тогда собрали собрание и стали пенять Грыгоровычу, что вот так сопрут все яйца, и у Грыгоровыча будут страусы, а у других не будет. И тогда или пусть он деньги возвращает, или пусть отдаст всем по яйцу. Мол, мы их курам подложим или гусыням или сами сядем, но высидим каждый себе страусенка.
