Землетрясение в отдельно взятом дворе - страница 25

Шрифт
Интервал

стр.

А сейчас-то и подавно. Готовятся задолго и тщательно. Пасха — временной ориентир, надежда, упование, цель и мечта. Начало новой жизни, возрождение.

К Пасхе делают ремонты домов, ставят новые заборы, чтоб красивее и выше, чем у соседей. Выбирают новые наряды и обувь, а дамы — красивые шарфы, платки или косынки. Детям к Пасхе дарят золотые крестики. Из Румынии везут ручной работы огромные пасхальные свечи, все в многоцветных блестках, цветах, потрясающие своей монументальной лепниной. Из Закарпатья везут корзиночки, корзинки, корзины, корзинищи. Дом и двор чистят до идеального блеска. Окна моют все одновременно, а потом бегают друг к другу издали поглядеть, не мутные ли стекла, нет ли разводов, и тихонько за постным скромным ужином ставят соседям оценки за уборку дворов, садов и огородов по пятибалльной системе. К чистому четвергу все уже готово и замирает, потому что здесь чистый четверг длится чуть ли не месяц, а то и два. Потом страстная пятница, и в этот день люди почти совсем не едят, только кормят детей и домашних животных и купают в этот день маленьких девочек, моют им волосы отваром из любыстка. И как будто сама природа уже подготовилась вместе с людьми — небо обычно ясное, не хмурится, деревья, травы в нарядном, но пока еще скромном, нежно-салатовом.

А в корзинку, чтобы нести в храм святить, что только не кладут. Не только привычный пасхальный продуктовый набор, но цитрусовые, и даже гигантский ананас иногда гордо-высокомерно торчит хвостом из чьей-то корзины, и под белоснежным рушныком с яркой ручной вышивкой, с мережками и нежной пушистой бахромой, под крашенками, пысанками, домашними колбасами, шинкой (ветчиной) и ванильной ярко-желтой легкой «паской» с изюмом (то, что в России называют кулич, но не сравнить — я вам говорю!), там, сбоку, конфузливо прячется маленькая чекушечка. А что ж… Оно ведь и понятно, и простительно. Пасха.

* * *

Для кого-то Пасха — главный религиозный праздник. Для кого-то просто начало весны. А для Василики…

Ну, по порядку.

Есть тут у нас один парень — Василика Урсулика. Прямо песенка, а не имя-фамилия. Он такой миниатюрный, сбитый и похож на актера Евгения Миронова. Но смуглый, черноволосый, молдаванин, не артист, работает водителем на мусороуборочной машине. Большой и оранжевой.

Василика — ласкательное имя, это как у нас Василек. А Урсулика — фамилия Василька, это ласкательное от слова «урсу» — медведь. Значит, если по-русски, то его зовут Василек-Медвежонок. Ни разу не встречала человека, которому так подходили имя и фамилия. А вот еще был знакомый один, консулом где-то в Румынии работал — такой коренастый и крепкий, как белый гриб. И звали его Алчип. Не знаю, что означает это имя, он выглядел именно как Алчип. Ну чистый Алчип, и все.

Так Василика-Медвежонок.

Ему было семнадцать. И он влюбился. А кто не влюблялся в это время, в семнадцать лет. Девочка была тоже маленькая, тоненькая, миниатюрная, тихая, ей было пятнадцать, и у нее было пять старших братьев. Такое сочетание цифр, ну страшное — пятнадцать и пять.

Василику Урсулику сначала эти пятеро просто так гоняли, плохими словами. А потом и отлупили. И не раз. Сказали: уйди, заройся, мусоровозка, чтоб ноги твоей здесь не было, еще раз попадешься — капец медвежонку! А он, значит, приходил с работы, мылся в корыте так тщательно, аж скрипел весь при ходьбе, надевал все чистое, причесывался на пробор мокрым гребешком, душился одеколоном «Саша» и шел ныть под Анин забор.

— А-а-а-а-а-ань, А-а-а-ань… — негромко звал Василика-Медвежонок. И выходил кто-то из Аниных братьев, и Василика давал стрекача, чтоб не получить по башке. И так каждый божий вечер. И солью в него стреляли, и засады делали, но Василика был юркий, крепенький, настырный, а главное, сильно-пресильно влюбленный.

И однажды (ну чисто как в кино про позапрошлый век) Василика выследил Аню рано-рано утром и пошел за ней в церковь. Она ступала такая нежная, трепетная, нарядная, в платочке, коса длинная. Аня. С корзинкой — была Пасха. Пасха была, да. И Василика к ней сквозь толпу тихонько прокрался, постоял, потоптался за ее спиной, а вокруг народ, и священники, и певчие, ночь звездная, от свечей вокруг оранжево, празднично. А он ей ласково на ушко: «Ааань… Это… Э…»


стр.

Похожие книги