Действительно, все обходится без помех. Аэроплан кажется на вид очень хрупким, ажурным, даже непонятно, как он вообще в состоянии поднять в воздух двух взрослых мужчин. Мулен проводит ладонью по крылу — бамбук и толстый шелк, все на проволочках, шнурках и растяжках, причем в роли последних выступают, похоже, рояльные струны. Трюффо хозяйски барабанит пальцами по цилиндру бензобака, звук ему нравится, бак полон и это означает, что и мотор и сам фюзеляж — исправны, аэроплан подготовлен к полету. Трюффо вертит какие-то краники, дергает рычаги, отчего переднее крыло ходит вверх и вниз.
— Теперь слушайте, — жарко шепчет Трюффо. — У нас на все не больше минуты и второй попытки не будет. Я лезу наверх, а вы заходите сзади и беретесь за лопасть винта. По моей команде, и не раньше, со всей силы дергаете лопасть книзу и отскакиваете. Если заведется, обегаете крыло, лезете наверх и проползаете ногами вперед у меня под сиденьем. Не прорвите только ботинками шелк. Наступаете сюда, сюда и вот сюда. Если заглохнем, то придется повторить, но все в темпе, в темпе, вы поняли?
Мулен ничего не понимает, но кивает, надеясь, что как-нибудь справится. Трюффо подтягивается на руках и отработанным движением закидывает себя на место пилота. Биплан сотрясается и проседает на своих велосипедных колесах. Мулен уже обежал аппарат и теперь стоит наготове, держась за лопасть деревянного лакированного винта. Трюффо оборачивается и орет шепотом — другая сторона, другая! Приходится подныривать под хвост, на что уходят драгоценные секунды. Не успевает Мулен как следует взяться за правильную лопасть, как Трюффо чем-то щелкает наверху, затем спокойно и негромко командует — давай! Мулен повисает всем телом на пропеллере, тот неожиданно легко проворачивается и Поль падает на колени в хрусткую от мороза траву. В уши ударяет сухой треск мотора, Поль инстинктивно отползает на заду подальше от блистающего круга бешено вращающихся лопастей и с ужасом видит, что аэроплан начинает отъезжать от него, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей. Но тут Трюффо рывком разворачивает аппарат и теперь он движется уже в сторону Поля. Тот вскакивает, растерянно примеривается, куда можно наступать, куда нельзя, скачет на одной ноге, но в этот момент сверху протягивается рука Трюффо, хватает Поля за воротник и затаскивает на борт. Поль отчаянно трепыхается, его ноги скользят по шелку, и вдруг он оказывается крепко зажат между коленей Трюффо, на животе, лицом вниз, а под ним стремительно убегает назад утоптанная земля. Боковым зрением он видит, как факелы сливаются в рваную огненную линию, мотор воет, толчки и тряска возрастают, становятся невыносимыми и вдруг прекращаются совсем — они все-таки взлетели. Внизу проносятся костры, крылья других аэропланов, какие-то кусты, Трюффо неимоверно задирает нос аппарата и Поль отчаянно вцепляется в край крыла, на котором лежит, в страхе сползти назад к визжащему циркулярной пилой пропеллеру. Биплан трясется и ходит ходуном, как старый плетеный стул — если бы не треск мотора, можно было бы слышать, как скрипит и гудит его конструкция. Поль не слышит этого, но ощущает скрип всем телом. По колесам хлещут ветки дерева, аэроплан дергается, но опасность уже позади и они вырываются на оперативный простор. Звук двигателя становится ровнее и тише, Поль понимает, что никуда не падает, а, напротив, надежно и даже удобно лежит на плотном упругом шелке крыла. Внезапно перед самым его носом возникает рука в кожаной перчатке — это Трюффо наклоняется к нему сверху, показывает большой палец и торжествующе хохочет. Все в полном порядке.
Через минуту они уже высоко. Пальцы рук моментально начинают мерзнуть, Поль зубами натягивает себе на кисти рукава пальто — к счастью, рукава достаточно длинные. Встречный ветер треплет ему волосы, похоже, уши он все-таки отморозит. Но нет, Трюффо вдруг нахлобучивает на голову Полю свой кожаный картуз с наушниками, шнурки приходится держать зубами, но в кепке восхитительно тепло. Поль страшно благодарен и делает попытку вывернуть голову и посмотреть на Трюффо. Это не удается, летчик только легонько хлопает его по спине — лежи, мол, спокойно. Поль и лежит, он смотрит через край крыла — в метре от него небыстро крутятся велосипедные колеса, а далеко внизу проплывают огоньки, белеет вата тумана, серебрятся в лунном свете лужи и темнеют спички деревьев. Это все равно, что смотреть вниз с очень высокого собора. Страх полностью исчез, набегающий поток воздуха оттесняет его от опасного края и можно даже не так стискивать руками бамбуковый брус. Тут Мулену приходит в голову, что они должны же вот-вот пересечь линию фронта, он вглядывается вниз, страшась увидеть полные мертвых тел окопы, колючую проволоку и пушки, но внизу все та же чернота полей, редкие деревья и клочья тумана. Он понимает, что они уже давно находятся над территорией, занятой немцами, что линию фронта они пролетели, пока он воевал с рукавами пальто. Тем лучше, думает он.
