Вайда выдыхает и идет в туалет умываться. Прощай, макияж, зато здравствуй, нормальная я. Берет клубничную «маргариту» и садится за стол у окна, выходящего на ярко освещенную улицу Вильняус, по которой в это время гуляют толпы народа – нарочно, себе назло. «Пусть все прохожие видят, как я тут сижу с коктейлем. И пусть я, дура, своими глазами увижу, насколько им все равно», – весело думает Вайда.
Отпивает глоток, поворачивается к окну и цепенеет, потому что вместо знакомой улицы Вильняус за окном какая-то невозможная сказочная красота. Белый дворец, или храм, ни на что не похожий, огромный, под сияющим куполом, и небо зеленое, как северное сияние, только не отдельными сполохами, а все, целиком.
* * *
Стефан сидит в своем кабинете на вымышленном четвертом этаже Второго полицейского комиссариата на улице Альгирдо, где с присущей ему несусветной, избыточной наглостью расположен Граничный отдел. Всех сотрудников разогнал, в смысле услал по делам, настоящим и наскоро сочиненным, и теперь делает вид, будто сам тоже занят по горло; впрочем, в каком-то смысле, Стефан действительно занят: он ждет.
Рыжая тетка входит в кабинет, привычным жестом поправляет сползшие с носа очки в дешевой пластиковой оправе, с любопытством оглядывается, говорит:
– Слушай, какое смешное место! В настоящем полицейском комиссариате! С общей для всех проходной! Там же реально паспорта проверяют! И выписывают пропуска в твой отдел. Короче, насладилась по полной программе. Если бы меня в принципе можно было шокировать, это прямо сейчас и случилось бы. Один-ноль в твою пользу. Даже полтора-ноль.
– Спасибо, – говорит Стефан. – Рад, что ты оценила. Я, знаешь, сам до сих пор горжусь, что на ровном месте, без какой-то практической надобности устроил такой бардак – просто так, чтобы было, из бескорыстной любви к абсурду. Иногда смотрю на это дело со стороны и думаю, что с чуваком, который такое творит, надо бы подружиться. А потом вспоминаю, что все у нас уже получилось. Так, блин, сдружились, что мне теперь до конца дней с ним жить.
Рослая рыжая тетка ставит на пол хозяйственную кошелку, из которой зачем-то вызывающе торчит баклажан, и говорит:
– Чему я особенно рада, так это тому, что напрасно к тебе пришла. В кои-то веки решила поиграть в доктора, а пациент здоров. Вот вроде бы знаю, как ты устроен, все вижу, меня не проведешь. Но как ты всего за несколько дней отрастил себе новое сердце в настолько неподходящих условиях, хоть убей, не пойму.
– Да я сам пока не пойму, – ухмыляется Стефан. – Просто поставил эксперимент. Сказал двум очень крутым девчонкам, что сердце – полная ерунда, за ночь отрастет лучше прежнего. Они поверили, и – вуаля. За ночь, не за ночь, но трех дней, как видишь, хватило. Очень на это рассчитывал. Некогда мне рассиживаться, ждать целый лунный месяц, или сколько там полагается?..
– Вообще-то, в реальности подобного типа не месяц, а минимум год. Быстро здесь только кошки родятся, а сердца с такой скоростью обновляются исключительно в высших мирах, – вздыхает Старшая Бездна. – Это же шаманское сердце, не хрен собачий. В смысле, не кусок мяса, который у любого дурака за полчаса отрастет…
– Не отрастет, – напоминает ей Стефан. – В этой реальности без куска мяса, как ты выражаешься, ни одно тело и минуты не проживет. Зато без шаманского сердца все живут и не тужат. То есть на самом деле еще как тужат, но это отдельный вопрос.
– Да, точно! – Эна картинно хлопает себя по лбу. – Прости, перепутала. Это же только там, где я родилась, плоть мгновенно регенерирует, а здесь у вас еще и с этим беда. Ладно, в любом случае, шаманское сердце есть шаманское сердце. Обычно его только в мирах высших духов удается вот так по-быстрому заново отрастить.
– А знаешь, – мечтательно улыбается Стефан, – я как раз нынче утром подумал: может, мы так хорошо поработали, что мир духов – это теперь прямо здесь?
Эна укоризненно качает головой, от этого ее рыжая тетка автоматически становится похожа на школьного завуча; честно говоря, ей не особо идет.
– Не говори «гоп», пока не перескочишь. Ну или ладно, говори, если хочется, просто держи в башке своей непутевой, что тебе еще скакать и скакать.
