Ведьма стремительно вскочила и выхватила поясной нож.
Затем она скользящим движением подняла росток и дернула за веревку, предупреждая Храброго, что нужно уходить.
Женщина перерезала веревку, и они во весь дух понеслись в сторону леса.
Как только вдалеке показались деревья, ведьме на плечо с хлопаньем опустился ворон; он громко закаркал, сообщая, что к ним скачут солдаты.
Капюшон упал с головы женщины, и длинные волосы затрепетали на ветру, словно белое пламя в темной ночи.
До границы леса оставалась всего сотня метров, когда ведьма расслышала стук копыт.
– Да это же старая карга! – прокричал старшина на коне и натянул лук, целясь ей в спину. Но как только он собрался выпустить стрелу, что-то заслонило ему обзор.
Ворон с карканьем нацелился солдату в глаз.
Стрела сбилась и промазала, вонзившись в землю в том месте, где всего миг назад была нога ведьмы.
Храбрый вырвался вперед и скрылся в лесу.
Ворон поднялся на недосягаемую для стрел высоту.
Ведьме оставалось до леса еще пятьдесят метров, когда ее начали нагонять всадники.
Старшина выхватил меч и пришпорил коня.
Удар.
Еще удар.
Клинок взрезал воздух у головы ведьмы, но лишь отсек прядь волос.
Как только старшина подумал, что наконец настиг ее, они добрались до границы леса.
Он замахнулся, чтобы поразить женщину в спину, – но ведьма подпрыгнула, прежде чем он успел нанести удар.
Высота прыжка была невероятной.
Женщина свободной рукой ухватилась за нижнюю ветвь ближайшего дерева и с ловкостью ребенка подтянулась наверх.
Когда остальные солдаты присоединились к своему командиру, им оставалось только слушать, как ведьма опрометью несется прочь, перескакивая под темным пологом с ветви на ветвь, точно белка.
Пес ждал ее в подземелье. Вход в него находился в земляном тоннеле, который скрывала завеса ивняка.
Надежно укрывшись в убежище, ведьма достала спрятанный под плащом корень мандрагоры и принялась рассматривать его причудливую форму: у него были отростки, похожие на руки и ноги ребенка. В верхней части, где она срезала зеленые листы, обнаружился луковичный комок, похожий на маленькую головку. Древесный человечек был прекрасен.
Ведьма владела древним искусством мистической резьбы. В свете факела она уселась на кучу оленьих шкур, которые покрывали низкую каменную скамью, и перехватила нож за середину лезвия, чтобы он резал острее и тоньше.
Сначала женщина выдолбила глаза: глубокие дырки в верхней части головки. Их разделял нарост, который она изящно подправила, и он стал носом. Потом она прорисовала локти, колени, запястья и лодыжки. Кончиком ножа обозначила пять пальчиков на конце наростов, чтобы они походили на руки. Последним она нарисовала рот: взялась за рукоять, приставила лезвие пониже только что прорезанного носа и повернула его, получив глубокий правильный круг.
Наконец ведьма убрала нож и положила корень на сгиб локтя, точно младенца. Затем она начала раскачиваться из стороны в сторону и петь тихую песню на языке старом, как сам лес. Большим пальцем свободной руки женщина упруго массировала грудную клетку куклы.
Она пела таинственную колыбельную почти час, пока не почувствовала под пальцем слабый трепет корня. Как обычно на этом шаге, поначалу дыхание жизни существовало лишь в ее воображении. Но постепенно эта жизнь обрела плоть.
Корень начал дергаться.
Ведьма уложила его на колени и снова взялась за нож, чтобы сделать аккуратный разрез на пальце. С первым же писком она поднесла его к губам ожившей куклы. В открытый рот упали три капли крови.
Казалось, та подействовала живительным образом: кукла стала извиваться и что-то неразборчиво бормотать.
Ведьма взяла младенца и переложила в крохотную, уже приготовленную для него колыбель. Потом женщина кивнула ворону, который отдыхал на оленьем черепе в другом конце пещеры. Он закаркал, взмахнул крыльями и вылетел из подземелья.
К утру немногие выжившие из лесных людей выстроятся перед колыбелью, и каждый пожертвует три капли крови, чтобы наполнить жизнью удивительного ребенка.
Король Пий Благочестивый терпеть не мог зиму.
Ночью вьюга штурмовала стены замка и захлебывалась воем, точно изголодавшийся по королевской плоти зверь. Холод вгрызался Пию в суставы, и каждый шаг причинял нестерпимую боль. Когда бы король ни выглянул из окна, в тусклом свете дня он видел только нескончаемые сугробы цвета бескровного трупа, глубоко под которыми было погребено его королевство.