– Что такое? Доктор Лео Шпехт. Доктор, это ваша подпись?
Комиссар не верил собственным глазам, но сомнение было невозможно. Этот клочок бумаги был одним из его писем к таинственному домино, которое всего час назад обратило его внимание на дом номер 46.
Какое отношение могла иметь та великосветская женщина к холостому рабочему? Каким образом очутилось адресованное ей письмо в кармане убитого?
Комиссар в недоумении пожал плечами:
– Да, должен сознаться, что это часть моего письма, отправленного на днях…
– Кому?
– Одной даме, с которой я имел разговор сегодня вечером, но которую даже не знаю в лицо. Мне совершенно непонятно, как могло это письмо очутиться в кармане убитого. Могу я, господин начальник, попросить вас на минуточку в коридор, чтобы дать вам некоторые разъяснения?
Доктор Шпехт вкратце передал Вурцу все уже известное нашим читателям.
– Судя по облику этой женщины, я совершенно не могу понять, – заключил он, – что общего она имеет с этим человеком, принадлежащим, по-видимому, к низшему классу!..
– Объяснение найти не так трудно. Тут интересны два пункта: во-первых, что домино обратило ваше внимание на этот дом в связи с делом о пропаже бумаг, которое связывают со шпионажем; во-вторых, что, как доказывает ваше письмо, отношения между известными лицами, несомненно, существовали. Эти два пункта особенно важны для нас потому, что тот человек, там, в комнате, – присмотритесь-ка к нему хорошенько, – производит на меня весьма странное впечатление. А затем элегантный господин, с которым его видели и который так бесследно исчез? Ну да ладно, как-нибудь разберемся. Еще успеем поговорить. Сначала нужно все здесь закончить.
Начальник тайной полиции послал за хозяином квартиры. Мюллер, столяр по ремеслу, со страхом и трепетом явился на зов полиции.
– Слушайте, господин Мюллер, когда вы вошли в комнату, здесь было светло или темно?
– Темно, ваше благородие, только лампа-то, видно, только что погасла – еще чадила.
– Вы наверно это помните?
– Ну еще бы. От чада-то ведь дух стоял в комнате, да и фитиль-то еще малость светился. А как стал я лампу зажигать, так стекло-то совсем еще теплое было.
– Давно ли приехал к вам Штребингер?
– Четвертого числа.
– Когда произошла кража у Гольмгорста? – вполголоса спросил Вурц комиссара.
– Четвертого вечером.
Начальник охранного отделения кивнул.
– Откуда взялся этот Штребингер?
– Он приезжий, ваше благородие, так, по крайней мере, он нам сказал.
– Так… Значит, вы точно помните все, что сказали нам относительно лампы! Фитиль не был завернут, не так ли? Хорошо, можете идти.
Мюллер вышел из комнаты.
– Из всего этого следует, господа, – проговорил начальник тайной полиции, – что после убийства кто-то еще находился в комнате. Предположение, что Адольф Штребингер сам погасил лампу, совершенно отпадает. Голова его была, следовательно, хорошо освещена, когда в него стреляли с улицы. Тот человек, который был свидетелем преступления, задул лампу. Так, по крайней мере, мне все это представляется.
– Простите, – вмешался начальник сыскной полиции Георг Шульц, – не могла ли лампа быть погашена сквозняком?
– Вряд ли. На других вещах и бумагах он ведь не оставлял следа. К тому же мне сдается, что незнакомец имел веские причины погасить свет, прежде чем выскочить в окно. Весьма возможно, что он был сообщником убийцы. Иначе не понятно, почему он предпочел скрыться через окно, вместо того чтобы позвать на помощь. Доктор, будьте добры, продолжайте следствие, я дал вам в руки нить. Речь идет, как вы знаете, об элегантном господине с моноклем, в шубе, которого сторож Штольценгрубер видел здесь в комнате. Он должен был быть свидетелем преступления и, по-видимому, спасся через окно. Следовательно, с этой стороны вам и надо начать поиски.
Доктор Шпехт осмотрел окно, но не нашел ничего хоть сколько-нибудь примечательного. Затем он отворил ставни и, взяв лампу, осветил землю под окном. На ней ясно были видны следы.
Доктор Шпехт кликнул полицейского и прошел в сад.
От окна следы шли в другой конец сада.
Это были характерные следы бегущего человека, и притом мужчины. Размер шагов – около ста тридцати пяти сантиметров – и сильный нажим носка сравнительно с оттиском каблука ясно показывали, с какой поспешностью незнакомец бежал из дома.
