И вот уже несут под грушу первый горшок знаменитых вавилонских вареников из белой муки с простой вишней, именно с простой, вареники из лутовки — это уже совсем другое. «Угощайтесь, — приглашает При ся. — У меня еще три решета». Перед тем как попасть в кипяток, вареники должны отлежаться в решете, тогда они не «раскипятся», не разлезутся, и каждый будет сам по себе, и так и запросится из горшка в миску. г В этом деле множество секретов, и не всякая вавилонская хозяйка способна овладеть этим изощренным мастерством. И хотя вареники с вишнями почитаются в Вавилоне «трезвыми», но нынче воскресенье и к ним кое-что припасено.
Так гости славно сидели и славно беседовали, сперва вроде бы и ни о чем, пока Зося не обронила:
— А кто из вас знает, как начинаются войны?
— Что, что? — вытаращился на нее Варивон, который только что тихо любовался линиями ее загорелых ног.
— Ну, войны как начинаются? — смутилась Зося.
— Большие или малые?
— Я сегодня всю ночь не спала. Такое приснилось!.. Мой Антоша и вы все. Как будто вы меня хороните. А я! На своих похоронах живая и все вижу. И слышу вас, йу прямо как сейчас. Варивон речь обо мне говорит, (о моем звене. Первая прополола и первая проверила свеклу, а я знаю, что не я первая, а Рузино звено, знаю, а сказать ничего не могу. Потом проснулась, встала, выхожу из хаты, небо над Вавилоном едва рассвело, красота такая, что хоть сто лет жить… Как вдруг от Семивод — гу гу гу! Высоко в небе. Прогудело на Прицкое и туда, дальше… Никто из вас не слыхал? Тут как раз снова появилась Прися с горшком:
— Я слышала. Как раз вышла до ветру…
— Кто тебя спрашивает, зачем ты вышла? — пристыдил ее Явтушок.
— Что ж я такого сказала? Естественная нужда…! Все выходим…
— Волнами шли. Одна волна, другая, третья… Вот я и подумала: маневры — не маневры? А что если война? Потому и спрашиваю…
— Ну вот теперь и я скажу, — оживился Фабиан, оторвавшись от миски. — Слышал я их. Я ночью вижу плохо, а слышу, как черт… Мой козлик под верстаком дышит — и то мне слышно. А еще ежели объестся на ночь, так сразу просыпаюсь и гоню его из хаты. Так вот, прогнал его в сени, а из дымохода — гу гу гу, точно как вон Зося сказала. Выбежал во двор… Что за напасть?..
— Ну, ну?
— Гудит, провались оно! Только не от Семивод, как Зося говорит, а скорей от Козова. И точно — с перерывами. С тремя перерывами. У меня все так и похолодело. «Немец летит…» Радиоточки у меня в хате нет. Одеваюсь, бегу к Савке, прямо в сельсовет, говорю ему: включи точку. Включили. Молчит. Ночь. Какое радио?
— И как это вы без точки? — возмутился Явтушок. — Вон у меня целых две. Одна в хате, другая тут, на груше. Прися, а ну включи ка там «грушу»!
Прися где то на крыльце включила радио: мелодии, благодать, воскресные мотивы…
— Хе, здорово? — Явтушку доставляла огромную радость эта радиофицированная детьми груша. — И плодоносит и говорит… Ха ха ха! Таких головатых, как мои, поискать! Самого лешего смастерят! Вон те колья да провода на крыше, думаете, так просто? С Папаниным переговаривались, когда тот сидел на льдине! Этой, ну, морзянкой. Корабли с океанов им откликаются. Уж если там что — мои бы знали. А ну — за мир! Нашему Вавилону мир нужен. Не так ли, Варивон?
— Точно, еще хотя бы года на три… Удивляюсь я вам, Фабиан, и как вы могли подумать?
— Об чем? Об чем, Варивон?
— Да о немце…
— А я и сейчас уверен, что он долго спокойно не усидит. Европу уже всю забрал, руки себе развязал, и теперь ему одна дорога: сюда. На Восток… На нас,
— Товарищ Соколюк! — Варивон рассердился и апеллировал уже к предсельсовета. — Я не потерплю в моем присутствии такой болтовни. Я буду вынужден… — Он вспыхнул, выбежал из под груши, но Зося догнала его и вернула на место к полной мисочке.
Фабиан извинился — он совсем не то хотел сказать! И потом, встав с рюмкой в дрожащей руке, долго говорил о Варивоне, о том, как они идут за ним, потому что почуяли в нем настоящего вожака, наделенного и умом, и горячим сердцем, и доброй душой. А что немец не станет сидеть сложа руки, сколько ни задабривай его нашей пшеничкою, так это же факт — кому, кому, а Варивону, вожаку нашему, не скрывать это надо от народа, а готовить народ против немца.
