Теперь Сташко видел, что тут, и правда, полно людей, вон тетя Рузя со своим звеном, все сидят, чистят свеклу, уже заметили Сташка, замерли; а вон, совсем недалеко от дороги, дядя Явтух грузит свеклу на подводу и другие возле своих телег тоже не отстают от него. Конечно, они еще ничего не знают о том, что случилось в Вавилоне. Сташко добежал до звена тети Рузи и, едва переводя дух, проговорил: «Немцы забрали Мальву… Вон везут ее… Бабушка сказала… Чтоб я сказал…» Он что-то еще лопочет, а они все молчат, и тетя Рузя молчит, только отводит глаза, словно это ее не касается. Тогда он бежит к другим, говорит, что вон, на машинах немцы везут Мальву. И снова никакого ответа, только немые взгляды из под мешков и мешочков, которыми прикрылись от дождя. Что ж он все к женщинам, — вдруг сообразил Сташко и стремглав понесся к возам, там дяденьки с вилами, там вся сила и вся надежда. Подбежал к Явтушку, тот, когда Сташко остановился перед ним, выслушал, на миг замер, глянул на машины и снова взялся за погрузку. Не бросились наперехват грузовикам и от других подвод, а Ничипор Скоромный (здесь были оба брата) даже прикрикнул на Сташка: «Не кричи, дурачок, сами "видим, чай, не слепые!» Оперлись все на вилы и молча уставились на дорогу. И тут Сташко сообразил, что эти люди уже не способны спасти его мать, теперь он и сам стоял в отчаянии, ведь до сих пор у него было совсем иное представление о них, ну, хотя бы о братьях Скоромных. Взгляд его невольно остановился на вилах какого то промокшего дяденьки, вконец растерявшегося перед Сташком и выпустившего их из рук. Сташко совершенно неожиданно для дяденьки, не раздумывая, подхватил вилы и, занеся их над собой, бросился наперерез грузовикам. Дяденька так и присел от изумления. Отшлифованные свеклой, да к тому же на длинной рукояти, вилы, и правда, походили на оружие, хотя были самыми обыкновенными вилами с шишечками на концах, ими не то что немца — и свеколку то не проткнешь.
«Стойте, стойте!» — кричал Сташко, угрожая вилами. Из машин то ли не приметили его, то ли не обратили внимания. Люди на поле, пораженные его поступком, выпрямились, неторопливо сбрасывали с голов мешки и мешочки, вставали во весь рост с вилами, заступами, лопатами, а те, кто чистил свеклу, — с мечиками, сделанными из сработанных кос — это оружие сильное, коварное, головы свекле сносит играючи, а в особенности утром, когда еще не затупилось. Первой на машинах заметила маленького безумца Мальва, но сквозь завесу дождя не узнала его и не могла понять, зачем летит этот «кто то» с вилами. Ей и в голову не приходило, что это ее Сташко. Но вот увидели его и жандармы, те, что сидели во втором ряду лицом к плантации. О чем то перемолвились друг с другом, усмехаясь. Потом один поднялся, взял винтовку к плечу, рассек изморось глухим выстрелом. Над полем будто сломалось что то. Мальчик пробежал еще несколько шагов, выронил вилы, без них сразу стал как будто меньше, а потом и сам упал ничком на землю. Мальва вскрикнула — это душа матери почуяла смерть сына, — оглянулась на убийцу, увидела клубочек дыма, который все никак не мог отлететь от кузова машины, и прямо таки расцветшую физиономию жандарма, стоявшего с таким видом, точно он совершил нечто выдающееся. Только бросив гильзу на дно кузова, убийца поставил винтовку между ног, уселся и дальше снова ехал серый и неприметный, как остальные. Мальва с отвращением отвернулась, перенесшись мысленно к тому, кто упал. Если ее к вечеру расстреляют, она так и не узнает, что это был за отчаянный мальчишка с вилами.
А на поле творилось невероятное: женщины, мужчины, подростки, что пасли на убранном свекловичном поле коров, — все, кто еще за минуту до того были мирными людьми, теперь бежали к убитому с ближних и дальних делянок, вооруженные кто чем. Впереди всех были братья Скоромные. Мальва сперва узнала по высокой фигуре старшего, а затем младшего, они что-то кричали, грозились. Она подумала: если и Конрад Рихтер их узнал, то завтра у окошка регистрации он им это припомнит. Но Рихтер в кабине молчал, не проявляя никакой тревоги. А ведь ему достаточно было только. скомандовать, и все это воинство, которое, и правда, производило грозное впечатление разнообразием оружия и одежды, рассеялось бы после первого же залпа. Но он не скомандовал— ведь оставалось еще столько невыкопанной свеклы! — только что-то приказал водителю, и Мальва сразу ощутила на висках встречный ветерок с дождем. Скоромные остановились, видя, что им уже не перехватить машин. Пустая гильза до самого Глинска перекатывалась по днищу кузова, позванивала где то у самых ног Мальвы, и та наконец наступила на нее сапожком. Сташка уложили на подводу, прямо на свеклу, и повезли в Вавилон. За ним потянулась вереница недогруженных возов, а за возами шло все присмиревшее ополчение, шло так, словно битва была выиграна. В коние запруды процессию встретил Фабиан, глянул на убитого, сперва не узнал, но посмотрел еще, шагая рядом, и узнал мальчугана по пестрой рубашке, окровавленной на груди. Только после этого он выступил вперед и повел всех на улочку, где жили Зингеры, — до этой минуты никто не мог сообразить, куда идти и кому что говорить об этой так рано оборванной жизни…