Когда Виктор с неопределенной улыбкой на скуластом лице появился в дверях приемной, достаточно было, чтобы кто-то глянул, тот и этот со значением оглянулся, — и все замкнулись в очевидном без слов ожесточении: не замечать.
— Подождите, коллега, — продолжала Надя, стрельнув глазами в сторону входа, — вы же там сыщики! Как же вы не засекли звонок?.. С определителем номера, о! — она игриво вскинула бровки. — Вы там недаром штаны протираете! Диктуйте, коллега, вы молодчина.
Семь отчетливых цифр, одна за другой, прозвучали, как реплика прокурора.
— Блин! Да это ж мой телефон! — не преминул схохмить Куцерь, прежде чем кто-либо собрался обратить на него внимание и снизойти до вопроса.
— О-кей, о-кей, enough for the time being, я перезвоню, I’ll call you up later this night, — приглушенно заговорила Надя, сбиваясь для большей интимности на английский.
А Куцерь улыбался все шире, словно распираемый смехом.
— Ну вот тебе телефон, Анька. Не плачь. Вадик твой мужик с понятием. С большущим понятием. Сантиметров на двадцать пять.
Она спросила с накипающим бешенством:
— Где ключ?
Да, где ключ? — спохватились и прочие. Где ключ?
— Какой ключ?
— От кабинета, — возразила Вероника, едва сдерживаясь. — Вот кабинет. Вот дверь. — Она показала. — Ключ. Желтенький ключик такой. В кольце две кисточки красные. Я подарила их Евгении Францевне.
— Такого не помнишь?
— Такого? Нет.
— А если напомнить? — обронил Кацупо.
— Ну и гад же! — бросила Вероника.
Не так уж легко однако давалась Куцерю его неувядающая жизнерадостность. Едва улыбочка изменила ему — на мгновение, — как разладилось всё. Он будто вильнул взглядом в каком-то неловком ускользающем движении.
— На, возвращаю тебе телефон — не плачь, — возвысил он затем голос, заметив сумку Ани, брошенную на стуле у входа. Поднял двумя пальцами телефончик над зевом сумки и бросил. Мягкий хлопок: але-гоп!
— Ты в газету «Сыщик» звонил? — спросила Аня.
— Не-а, — безмятежно возразил он.
И опять вопреки очевидности Аня заколебалась, не зная, чему верить. Как бы она ни злилась, в глубине души она не готова была признать этого шалопая совершенно, бесповоротно виновным, как признала бы виновным любого взрослого человека.
Когда все разом заговорили, разом, перебивая друг друга, на Куцеря насели, она замолчала. И с неловкой поспешностью кинулась на знакомый сигнал мобильника. Сунула руку в захламленное нутро сумки, поставленной на край стула, — опрокинула все хозяйство. В тот же миг, явив цирковую изворотливость, ринулся подхватить рассыпающийся ворох вещей Виктор. Среди мятых пакетов, косметички и перламутрового ножичка, записной книжки, щеточки, гребня, яблока, карандашика, ключей и прочей гремучей мелочи проскользнули на пол два мобильника. И звякнул ключ. Желтый ключ с двумя красными кисточками в кольце.
Аня дернулось было подхватить и остановилась, потому что Виктор — с той же мгновенной реакцией — накрыл горящую желтым и красным железку ладонью и замешкал, не зная, что дальше.
— А вот он, ключ! От кабинета, — воскликнула за их спинами Вероника.
Лешка Кацупо присвистнул.
— Он валялся под стулом, — возразил Куцерь, не решившись отрицать само существование ключа. — Валялся — точно.
Однако растерянность его было так велика, что, подобрав ключ, совсем уже непоследовательно и нелогично он бросил его Ане в сумку. И водрузил сумку на стул.
Истерично, требуя внимания, пиликал и мигал на полу телефон.
— Да, Вадим! — воскликнула Аня бессмысленно, потому что, цапнув с пылающим лицом телефон, не успела включить связь. — Да, Вадим! — повторила она, вскакивая. И хотя Вадим откликнулся, ни слова не поняла. Зыркнув по сторонам, она встретила отчужденные, обличающие… скорбные взгляды.
— Ну, что у вас там, Ань? Что там опять стряслось? — пульсировал в телефоне голос.
— А в голове одна мысля: не промахнуться, — с жалкой небрежностью зевнул Виктор.
Молча его отстранив, Кацупо полез в сумку и после недолгих поисков извлек ключ с двумя валентинками — красными кисточками. А Генрих, не вступая в объяснения, вынул из безвольной Аниной руки мобильник. Оставшись без занятия, она присела собрать рассыпанные по полу мелочи.
