— Думаешь, я с ней сплю?
Я головой покачала, отказываясь и надеясь, что мы сменим тему, но Антон не спешил.
— Думаешь, думаешь. И, кстати, зря. Я не любитель незрелых, избалованных девчонок. Хотя, она не прочь, лет с восемнадцати почему-то уверена, что я на ней женюсь.
— Так почему бы тебе этого не сделать? И все твои проблемы решатся сами собой.
— Это какие такие проблемы?
Язык прикусывать было поздно, и я решила выкручиваться.
— Про которые ты мне вчера говорил. Про доли и наследство.
— А-а. Знаешь, Лер, это была бы слишком большая жертва с моей стороны. При одной мысли, что Марина моей тёщей станет, у меня на висках седина пробиваться начинает. — Он голову повернул и пальцем указал. — Вот, видишь? Уже.
Я ложку облизала и рассмеялась.
— Не выдумывай. Хотя, ты прав по поводу Марины Леонидовны, она очень решительный человек.
— Сука она, — сказал вдруг Антон совершенно нейтральным тоном, а я удивлённо посмотрела на него. — Боря бы никогда с ней не развёлся, она его знаешь как держала? — Он кулак сжал и стал его разглядывать. — Вот прямо за одно место и держала. Иначе он бы от неё давным-давно сбежал.
Я непонимающе хмурилась.
— Она… знала про него что-то серьёзное?
— Не знаю, если честно. Боря об этом говорить не любил. Но по бабам ходил, я бы даже сказал, бегал, и этого не скрывал. Вот так они и жили.
Я даже передёрнулась, как от озноба. Потом газ выключила.
— Всё готово. Где есть будем?
— Давай на веранде? Я на стол накрою.
Через десять минут мы уже сидели за накрытым столом, Антон с аппетитом ел, а я лишь попробовал то, что приготовила, и снова пригубила вино. Смотрела на Волгу и думала. Потом спросила:
— А Алиса где-то учится?
— Учится. Она у нас особа творческая, певицей будет, эстрадный вокал. Хотя, я советовал пойти в эстрадно-цирковое.
— У неё хороший голос?
— Лера, у неё куча бабок, на которые покупается продюсер, и снимаются клипы.
— Не может же быть всё так плохо, — не поверила я.
Антон плечами пожал.
— Наверное, не может. Но голос у неё достаточно средненький, правда, её научили им пользоваться правильно, поставили.
— Вот видишь.
— Мне как-то всё равно, мне её не слушать.
Я с минуту наблюдала за тем, как он ест, жуёт сосредоточено, но довольным не выглядит.
— Не вкусно? — спросила я.
Антон очнулся от своих мыслей, на меня взглянул непонимающе, после чего поспешил заверить:
— Очень вкусно.
— Просто ты морщишься.
Он, кажется, удивился.
— Правда?
Я кивнула. А он тут же заверил:
— Это не из-за еды. Правда, вкусно.
— Антон, я просто хотела тебя отвлечь, — призналась я.
— А ты сама чего не ешь?
— Не знаю, наверное, перенервничала.
— Тогда выпей. — Он подлил мне вина. — Давай ещё Борю помянем. — Мы молча выпили, я снова стала смотреть в сторону, на церковную колокольню вдалеке, задумалась, и поэтому растерлась от его следующего вопроса. — Ты никогда не думала встретиться с отцом?
Я моргнула раз, другой, затем головой покачала.
— Почему?
— Сама не знаю. Я второй день об этом думаю, и ответа не нахожу. Наверное, я не чувствовала в этом необходимости. У меня была мама, бабушка, тётки и братья с сёстрами. Целая куча родственников. А отец… Я спрашивала маму, когда помладше была, она не горела желанием рассказывать мне подробности. Одно было неоспоримо и понятно: он нас бросил. На этом мой интерес иссяк.
— Понятно. К тому же, ты девчонка.
— Это тут причём?
— Ну, тебе с мамой было комфортнее.
— Я знала о нём, Антон. В юности я узнала, что он не где-то на просторах нашей родины затерялся, что он никуда не уехал, живёт с нами в одном городе, что у него семья и другая дочка. Признаюсь, что меня это царапнуло, но желания встретиться и посмотреть ему в глаза, так и не возникло. Я видела его по телевизору, и не раз, и ничего не чувствовала. Или приказала себе не чувствовать, не знаю. Он просто был, жил, что-то делал, всем вокруг помогал, кроме меня. А позавчера я снова услышала его имя в новостях, и сказали, что он умер. Это было, как гром…
Антон вдруг руку через стол протянул и коснулся меня. Я уставилась на его тёмную руку, на фоне моей — чересчур светлой, почти мраморной, с просвечивающими венками, такая уж у меня кожа, почти прозрачная. А его кожа была цвета моего любимого молочного шоколада, ну может немного светлее. И меня это завораживало.
