— Курт уже скоро получит диплом доктора, а сейчас он изучает гипноз. Курт говорит, что гипноз — страшная сила, с его помощью можно чего хочешь узнать…
— Что, — машинально поправила я, — надо говорить «что хочешь».
За чистоту языка я тоже борюсь. Ужас, если задуматься, то вся моя жизнь — борьба: за доверие, чистоту языка, опрятность жилища, финансовое благополучие. Борьба с постоянно разрастающимися во дворе кустами; курящим Гюнтером; гадящим Профессором; с Эрикой, регулярно пытающейся меня протестировать и подогнать под таблицу с ответами; с больничной кассой, не желающей возмещать расходы на лечение; с китайским знахарем Минном Ли, рассчитывающим до конца жизни поить меня микстурами за мои же денежки; с оптовыми книжными базами; с зонтом, вырываемым ветром из рук; с заржавевшим замком на дверях гаража; с пятнами на одежде; с падающими на пол бутербродами; песком с ботинок; жеваными жевательными резинками; сквозняками; снами; пробуждениями; опозданиями; появляющимися морщинками; немытыми руками Оливера; грязью в машине… Да надо ли все перечислять? Неудивительно, что после этого я отказываюсь бороться с глобалистами, антиглобалистами, экономическим кризисом, ухудшающейся экологией, неонацистами, выделением нашего города в отдельную землю Бремерхафен, живущими на социальное пособие и прочей ерундой.
— Ну да, что хочешь, — послушно поправился сын. — Так вот, Курт говорит, что может сделать тебе гипноз, и ты не будешь больше видеть сны, никогда-никогда. Он как-то это назвал, но я забыл.
Само сочетание слов «никогда-никогда» меня настораживает, как и слово «навсегда». Я не уверена, что хочу, чтобы меня чего-то лишили навсегда. Даже волосков над верхней губой, даже снов. Вдруг мне когда-то будет этого не хватать, а у меня забрали это «навсегда»? Да и слово «гипноз» меня тоже настораживает.
— А что ты знаешь про гипноз? — осторожно интересуюсь я.
— Гипноз — это круто! Можно заставить другого человека делать все, что тебе хочется. Например, в воздухе висеть или луковицу есть и улыбаться. Курт нам показывал один раз.
Оба-на! В то время, как я тружусь на ниве чужого просвещения, какой-то доморощенный Вольф Мессинг просвещает моего сына, заставляя есть сырой лук? Я уверена, что детскому желудку это вредно! Интересно, а что еще он заставляет делать детей?
— А что еще можно делать с помощью гипноза? — как можно беззаботней интересуюсь я.
— Что угодно! — авторитетно заявляет сын. — Нечестные люди с помощью гипноза могут у тебя деньги отобрать, заставить украсть, и даже убить. Можно заставить влюбиться, но это ерунда, это только женщины делают…
Я почувствовала, как ноги мои стали ватными, дрожащими руками подтянула к себе стул и тяжело опустилась. Левая рука от плеча налилась непривычной тяжестью, в сердце что-то задрожало на тонкой ниточке.
— …так вот, он загипнотизировал Расти Мюллера, и тот, представляешь, ел козявки из носа! — Оливер хохотал, раскачиваясь на стуле и болтая ногами. — Он пальцем выковыривал из носа козявки и ел! У Мюллера такие противные козявки, жирные и зеленые, меня чуть не стошнило.
— А где вы все это делаете? Дома у Агнет?
— Что ты, мам! Там же в выходные мама дома, она не разрешила бы. Мы в гараже это делали. У Курта большой гараж, там даже диван есть и кресло-качалка.
Все-таки хорошо, когда ребенок тебе доверяет, а то можно никогда и не узнать, чем он на самом деле занимается вдали от родительских глаз. Таня, а что дальше-то тебя ждет, когда он еще повзрослеет? Гюнтер рассказывал мне, что в некоторых странах до сих пор позволяют родителям делать детям волевые запреты, без объяснения причин, и даже поднимать на детей руку. Иногда мне кажется, что я завидую родителям из этих стран, которые мы считаем отсталыми и не соблюдающими права человека.
— Оли, а почему ты никогда раньше не рассказывал мне про Курта? Раз он такой интересный, так много всего знает?
— Ты что, мам! Я же тебе говорил, что мы идем в зоопарк со старшим братом Агнет, ты сама разрешила. Ты спросила, с кем мы идем, и я тебе сказал, что с братом, помнишь? Я еще в зоопарке магнит купил и тебе подарил, а ты его на холодильник повесила.
