“А зачем тебе эти материалы, Бежецкий? Так, из любопытства, или применить хочешь? — Словно кто-то посторонний появился в машине и язвительно задал эти вопросы. — Может, перед Полковником выслужиться мечтаешь? — Александр даже оглянулся по сторонам, так необычно было ощущение постороннего присутствия. — Совесть не заест потом, майор, а? Это ведь не кишлаки в Афгане выжигать… Да и то… Помнишь, как на стенку потом лез, как “Макаров” свой табельный тискал, сучка нажрамшись, во все дырки тыкал, все решить не мог, куда шмальнуть: в висок, в рот, в сердце…”
Перед глазами, как кадры старой черно-белой кинохроники на экране старенького родительского “Горизонта”, беззвучно замелькали невысокие дувалы, глинобитные мазанки с крохотными окнами без стекол, пыльные безлюдные улицы… Ударом ноги в кроссовке распахнутая, вернее выбитая напрочь дверь, грубо сколоченная из неструганых горбылей… В полумраке несколько пар настороженных и ненавидящих глаз… кажется, женщина и пара ребятишек, может, больше, из-за тряпья не разберешь… Движение слева, короткая автоматная очередь навскидку, вторая, уже длинная, по всему помещению… Пыль, выбитая пулями из вековой глины стен медленно оседает на тела, кучками старых тряпок замершие на земляном полу, а слева… Парнишка, сопляк, лет тринадцать-четырнадцать, но стиснутые в смертной судороге тощие, отроду не мытые пальцы сжимают старенький, вытертый до белесого металла “Калашников”… Ненависти в огромных, широко распахнутых глазах уже нет, только безмерное удивление и детская обида…
— Я тогда свой долг выполнял!
“Ага, долг, да еще с каким пафосом заявляет! — насмешливо прошелестел бестелесный голосок в мозгу. — Интернациональный, что ли? Что-то до сих пор там ваш интернационализм икается…”
— Да, интернациональный!
“Ладно, ладно, не бери на горло. А сейчас какой? Перед кем? Кто и куда тебя толкает?”
— Да я…
“Вот и забудь. То он во время приема перестрелять всех собрался, то, понимаешь, наркозаговор открыл… Помолчи в тряпочку хоть раз в жизни…”
Черт, уже с собственной совестью спорить начал! Да еще вслух. Вот будет радость Полковнику, если в машине “жучки” понатыканы.
А ведь и действительно могли понатыкать, с них станется… Ладно, пора прекращать самокопание. Как мы, русские, данную проблему обычно решаем? Да водку пьем!
Александр решительно остановил “кабаргу” у входа уже начинавшего зажигать огни ресторана “Купец” и кинул ключи подскочившему молодцу в красно-золотой фирменной ливрее:
— Эй, человек! Автомобиль на стоянку! — Приказ был подкреплен серебряным полтинником с августейшим профилем.
“Оторвемся, господа, — решил Бежецкий, миновав двери, угодливо распахнутые швейцаром с поистине патриаршей бородой, и проходя в зал. — А то что-то не к добру я Афган сегодня вспомнил. Сколько лет не вспоминал, а вот поди ж ты…”
Однако оторваться в одиночестве не довелось — едва миновав четверть зала, Александр споткнулся на месте от радостного баса:
— Глядите, господа, это же его сиятельство граф Бежецкий собственной персоной! И один, заметьте, без своего верного амиго дона Бекбулатова!
Ротмистр удивленно оглянулся на голос. В трех шагах от него за сдвинутыми вместе столиками шумно веселилась пестрая компания из нескольких военных, пары-тройки гражданских и, не поддающихся исчислению по причине вертлявости, девиц. Все пребывали уже в изрядном подпитии, а кое-кто и лицом, как говорится, в салате. Трубный же глас принадлежал здоровенному чернявому детине в распахнутом зеленом мундире лейб-драгунского полка, приветственно размахивающему огромным хрустальным фужером и щедро расплескивающему шампанское по сторонам.
Снова, как и не раз уже, как под лемехом плуга, провернулся пласт угодливой памяти, выворотив на поверхность исчерпывающие данные:
“Ладыженский Кирилл Всеволодович, князь, поручик лейб-гвардии Драгунского полка, Бежецкий знаком с ним через Бекбулатова. Не близкий друг, но хороший знакомый. До женитьбы Бежецкого — один из постоянных спутников по застольям, амурным и прочим приключениям. Не очень умен, хотя весел, честен, открыт…”
— Присоединяйтесь к нам, Александр Палыч! Эй, штафирка, освободи место графу Бежецкому! — Князь Ладыженский, не чинясь, спихнул с места рядом с собой под стол одного из гражданских, дремавшего, уронив буйну головушку в тарелку, и еще активнее замахал свободной от бокала рукой. — Мамзельки, поддержите приглашение!
