— Александр Павлович, прошу вас пройти контроль. Не волнуйтесь, не делайте резких движений.
Прапорщик дворцовой охраны в своем шитом золотом черном, смахивающем на камергерский мундире и высокой медвежьей шапке дворцовых гренадер — сама вежливость — держа в руках новенькое служебное удостоверение ротмистра, указывал на сверкающий никелем стенд.
Александр, повинуясь указаниям, вставил обе ладони в специальные вырезы на передней панели и прижался лицом к обрезиненной маске прибора, более всего напоминавшего бинокулярный микроскоп. Полный контроль включал не только проверку отпечатков пальцев и состава пота входившего, но и сличение рисунка радужной оболочки его глаз с эталонами, хранящимися в банке данных дворцовой охранной системы. Бежецкий теоретически был хорошо знаком с принципом работы данного агрегата, но, когда его запястья, мягко, но властно охватили стальные “колодки”, а в глаза вкрадчиво заглянул зеленый лучик, сердце непроизвольно екнуло. Само собой, бояться ротмистру было нечего, но черт ее знает, эту машину…
Наконец электронный контролер довольно пискнул и, мигнув зеленым огоньком, как будто козырнув, отпустил Александра. Живой его сотоварищ тоже лихо кинул ладонь к шапке (как он не парится в такой?) и приколол именную карточку к отвороту пиджака Бежецкого. Удостоверение же непреклонно было отправлено в сейф, закамуфлированный под шкафчик в стиле ампир.
— Получите в конце дня, господин ротмистр. Извините, порядок такой.
Пожав плечами, Александр направился к лифту, автоматически потирая запястья, еще помнящие кратковременное стальное пожатие. Ощущение не из самых приятных.
Новая страница в жизни ротмистра Александра Бежецкого, ныне сотрудника его императорского величества собственной дворцовой охраны, была перевернута.
* * *
Кстати, Ленка, свинка такая, как выяснилось, все-таки оказалась в курсе. Когда утром, вернувшись от родителей, Александр заскочил на пару минут домой, горничная Клара, сухо поздоровавшись с недолюбливаемым ею господином (за то, что не немец, за то, что редко появляется дома, за то, что, как ей кажется, напропалую изменяет хозяйке, и еще бог знает за что), протянула ему длиннющий факсовский свиток, в котором дражайшая половина со своей прелестной непосредственностью и высокомерным пренебрежением к столь нелюбимой ею “руссиш грамматик” поздравляла его с новой должностью, сообщала о своих новостях, переживаниях, снах, здоровье своем и многочисленных тетушек, дядюшек, кузенов, кузин и даже чудом сохранившегося чуть ли не с бисмарковских времен прапрадедушки Иоганна, давным-давно отметившего стодесятилетний юбилей. Все эти родственники тоже, по ее словам, слали Александру свои сердечные тевтонские приветы и изъявляли страстное желание горячо облобызать его при встрече. Послание завершал изящный рисунок голенького ангелочка, имевшего поразительное сходство с автором письма. Все же чертовка замечательно рисует. Ей бы учиться, егозе, но где там — не пристало представительнице древнейшего рода… Да, конечно: это ему, ведущему свой род чуть ли не от самого Рюрика, пристало разного рода дерьмо руками без перчаток разгребать, а ей, праправнучке каких-то вшивых ландскнехтов, пропахших пивом, лошадиным потом и вышеупомянутым продуктом, стало быть, “невместно”.
Кстати, а откуда она все-таки узнала? Не-э-эт, без теток здесь не обошлось. Ну пусть только приедет! Александр мстительно представил встречу и все последующее, столь любимое ненаглядной женушкой… Хмм-м…
Кабинет нового шефа (а ротмистр Бежецкий теперь формально подчинялся непосредственно дворцовому коменданту князю Голенищеву-Кутузову, прямому потомку того самого Михаила Илларионовича), несмотря на общедворцовый колорит прошлых веков, нисколько не напоминал уже описанное ранее логово бывшего. Современность и старина здесь так странно сочетались, что взаимно гасили, что ли, друг друга. Конечно, Роман Алексеевич не украшал розочками и лукавыми амурчиками в стиле рококо монитор своей персоналки, маскируя ее под изящный шкафчик, как поступал генерал-лейтенант князь Корбут-Каменецкий, но монитор странным образом не резал глаз, открытый всем взорам на исполненном в вышеупомянутом стиле столике в углу кабинета. То же самое относилось к удобному даже на вид суперсовременному креслу. Гобелены, ковры и бронзовая люстра, напротив, не производили обычного старомодного впечатления на их фоне. Главной же достопримечательностью кабинета был сам комендант, которого с первого взгляда приняли бы за своего и сановники и мелкие служащие, — настолько он был обыкновенным в своем сером костюме.
