Бабакулов дотянул до авианосца на последних килограммах горючего, но так неделикатно грохнул израненную машину на полетную палубу, что ее оставалось только отправить в заводской ремонт.
Цапко пришлось совсем туго. Катапульта отказала. В каждый миг мог грянуть взрыв. Ему не оставалось ничего другого, кроме как попрощаться с друзьями и повести свой флуггер в открытый космос.
Кое-как выкарабкавшись на низкую орбиту, он прихватил из истребителя газовый огнетушитель и покинул пышущую жаром машину через стыковочный кессон. Использовав огнетушитель в качестве одноразового реактивного движка, Цапко умудрился отлететь от истребителя на несколько километров, прежде чем машина взорвалась.
Но всего удивительнее было то, что Фрол Кожемякин засек его радаром и, проявив чудеса прецизионного пилотажа, подобрал товарища через стыковочный кессон. И очень вовремя: прилета спасателей Цапко не дождался бы. В его скафандре от близкого – по космическим масштабам – взрыва родного флуггера стремительно скисала термоизоляция.
В итоге Цапко отделался легким, бодрящим обморожением. Его даже не пришлось госпитализировать. Меня потом уверяли, что характер у счастливчика после того случая заметно улучшился. Если это называется «улучшился», не берусь вообразить, какой же он был до Наотарской операции.
Остальным пилотам эскадрильи повезло меньше.
Четверо погибли вместе со своими машинами на глазах у товарищей.
Еще один пошел на вынужденную посадку над Сумеречными Лесами в субэкваториальном поясе Наотара. Ни летчика, ни следов падения флуггера обнаружить не удалось.
И наконец, шестой пилот подвел разваливающийся на глазах флуггер к авианосцу, катапультировался, был спасен и… отправлен в реанимацию. Судьба-злодейка влепила его спасательную капсулу аккурат в борт выползающего из-за авианосца эскортного фрегата.
Но все это нам потом рассказали. А тогда мы глазели на истребители, как бараны на новые ворота, и до нас постепенно доходило, что вместо большой победы нас ждет большая бойня.
– А почему флуггеров так мало? – разочарованно спросил Коля у комэска.
– Потому что перпендикуляр. Вам «мало», а нам в самый раз.
– Чтобы вас, сопляков, поберечь, – предположил Фрайман. – По-моему, тут даже два лишних.
– Спасибо, товарищи офицеры. Объяснили. – Коля был готов расплакаться. – Только не пойму, зачем было нас из Академии вынимать? Чтобы на прогулку за казенный счет свозить?
– А я пойму?! – взорвался Готовцев. – Я пойму?! Командование обещало нам, что на Колчаке нам выделят тридцать машин, укомплектованных опытными людьми с офицерскими патентами! Вместо этого исправных флуггеров на космодроме оказалось в два раза меньше. И ни одного экипажа! Ваше появление здесь – идиотская импровизация…
– Командир, зачем такое крещендо? – вмешался Бабакулов. – Ребята не виноваты, что Генштаб двинул с Колчака три укомплектованных эскадрильи за день до нашего прилета.
– Вот-вот, – поддержал его Фрайман. – Между прочим, это уже не первый случай в мировой истории. Когда Цезарь воевал с галлами, сенат задолжал ему целый легион. И что ты думаешь?..
– Думаю, мы узнаем это в следующий раз, – проворчал Готовцев. Он был по-прежнему зол, но уже не орал. – А сейчас поделим флуггеры. Егор, имея в виду твои, м-мм… традиционалистские убеждения, тебе предоставляется право выбирать первым.
Егор Кожемякин, как я уже сказал, родился и вырос на Большом Муроме. Поэтому я не удивился, когда этот крепкий и с виду психически нормальный мужик принялся по очереди разговаривать с каждым флуггером.
Он шептал что-то в правую бортовую дюзовую пару, дул туда и даже, кажется, тихонечко подвывал. Затем прикладывал ухо и выслушивал мнение истребителя.
При этом все прочие пилоты хранили абсолютное молчание.
Власик – парень простой, уроженец незатейливого города Зеленограда (Земля, Солнечная система) – хмыкнул и криво ухмыльнулся.
Лейтенант Цапко внушительно потряс кулаком перед носом у невежды.
После этого все мы начали старательно делать понимающий вид. Дескать, сами со своими флуггерами на короткой ноге. Болтаем о девчонках на досуге, пиво вместе пьем…
