— Я тоже буду по тебе скучать, — осмелился произнести Бернард.
Клэр ничего не ответила — она лишь потерлась об его руку.
— Больше всего мне будет не хватать твоей улыбки, — сказал он. — Она у тебя такая естественная и очаровательная.
— Спасибо, — ответила она и погладила его по руке.
Бернард пересек мост. Впереди виднелся огромный собор. Клэр натянула на лицо капюшон плаща и прижалась к Бернарду, словно готовилась к худшему. При последних звуках колокола он свернул на Блейк-стрит, ту самую улицу, где покупал хлеб и сладкие пирожки для Клэр. Как жаль, что он не умеет красиво выражать свои мысли! Это труднее, чем махать саблей.
— Чем мучиться и страдать без тебя, лучше мне тебя не отдавать.
Она застыла.
— Ты будешь страдать?
— Теперь-то я знаю, что когда стоял перед твоим отцом и требовал награды, то ошибся. Мне следовало настоять на браке с тобой. Ты самая ценная часть награды.
— Разве?
Он наклонился к ней.
— Если бы я мог повторить все заново, то забыл бы про землю, отказался бы от выкупа и забрал бы тебя. Я люблю тебя, Клэр.
Клэр взяла в руки поводья и натянула их. К удивлению Бернарда, Кабал повиновался. Одно движение — и Клэр уже сидела боком в седле.
Она не могла поверить услышанному.
— Это правда?
— Выходи за меня замуж. Будь моей женой. Дели со мной еду, постель, всю мою жизнь. Я знаю, что не имею права просить тебя отказаться от твоей мечты, но готов поклясться, ни один мужчина не будет любить тебя сильнее и заботиться о тебе усерднее, чем я.
Он говорил так искренне, что сердце у нее, казалось, вот-вот разлетится на части.
— Я тоже тебя люблю. Если бы это было в моих силах, то я выбрала бы только тебя. Но… мой отец. И Юстас. — Она махнула рукой. Зачем перечислять все препятствия? Он сам о них знает.
Он заключил ее в крепкие объятия.
— У нас есть еще неделя, — сказал он. — Пока не отчаивайся.
Неделя до свадьбы. Свадьбы не с тем женихом, который ей нужен.
Бернард пришпорил Кабала. Они свернули на Хайгейт и поехали к рыночной площади, где их ждал ее отец.
— У тебя есть план? — спросила она.
— Кое-что я обдумал. С этого момента я должен поступать согласно закону. У меня право первенства в отношении тебя. Мы должны заставить твоего отца признать это право.
— Каким образом?
Он засмеялся.
— Если бы я знал. Но выход должен быть, и я его найду.
Как он может смеяться? А она опять на грани слез. Вид у него был весьма уверенный. Значит, прочь сомнения? Чем она может помочь? В прошлый раз, пытаясь помирить отца с Бернардом, она потерпела неудачу.
— Вот он, — сказал Бернард.
Клэр посмотрела в сторону рыночной площади и, поскольку сидела высоко на Кабале, сразу разглядела отца, который, не замечая торговцев и горожан, слонявшихся между прилавками, расхаживал посредине площади вокруг большого мешка из-под муки.
Отец был не один, а с двумя охранниками, вооруженными копьями. Охранники следили за мешком. Клэр была почти уверена, что в мешке мука, а не золото.
— Что теперь делать? — спросила она Бернарда.
— Как бы мне не хотелось, но, чтобы заявить о своих правах на тебя, я должен сначала тебя отпустить.
— Нет!
— Нам надо вести себя безупречно, а это значит, что ты должна вернуться в Дассет. Клянусь, что приеду за тобой. Я поговорю с епископом и с Саймоном. Должна же найтись сила, способная противостоять твоему отцу! Верь мне, Клэр. Я знаю, что прошу очень многого, но все же верь мне.
Один из охранников увидел их и указал Сеттону. Тот мгновенно повернулся. Даже на расстоянии Клэр ощутила его злобу. Она почувствовала тошноту, и у нее закружилась голова.
— Когда ты приедешь? — спросила она.
— Я пришлю весточку через Гарта или Уота.
— А если не найдется способа добиться вознаграждения?
— Тогда я тебя опять украду.
Она немного успокоилась.
— А как же быть с выкупом?
— Твой отец считает меня дураком. Взгляни повнимательнее на мешок. Из него ничто нигде не выпирает. Похоже, что он наполнен не золотыми монетами, а мукой.
Сеттон сделал знак головой, и двое воинов с мечами подбежали к своему сюзерену. Итак: два меча и два копья — неплохо, подумал Бернард. Вероятно, это еще не все.
Он оглядел толпу, которая начала проявлять интерес к происходящему на середине площади. Воинов Сеттона больше не было видно, но это ничего не значило — они могли выскочить откуда угодно.
