— Вы спрашивали, как проехать к его дому, — я ответил. Вот если бы вы спросили, как его найти….
Внутри у Марис все кипело, но она считала неразумным тратить свой пыл на этого самодовольного болвана. Уж лучше приберечь гневные слова для мистера Паркера, которому ей было что сказать. Несомненно, он знал, что мужчина в желтой ковбойке послал ее искать ветра в поле, — знал и потешался над ней втихомолку, а может быть, и в кругу своих приятелей-собутыльников. Терри, владелец покосившегося бара, несомненно, тоже был в курсе. Гриль перед дверями его заведения успел остыть, но когда Марис вошла внутрь, он стоял за стойкой, протирая стаканы сомнительной свежести полотенцем.
Крупно шагая по голому бетонному полу и прыгая через лужи какой-то мутной жидкости (Марис от души надеялась, что это было лишь пиво), она обогнула столы для пула и подошла к стойке. Тотчас в баре наступила тишина. Перестали щелкать бильярдные шары, смолкли музыка, звон посуды и разговоры, и только повизгивал, лениво вращаясь под потолком, едва видимый в табачном дыму вентилятор. Марис кожей чувствовала направленные на нее взгляды — в баре вот-вот должно было начаться представление, какого здесь еще не видывали, — но старалась не подавать вида, что ее это волнует.
Мужчина в желтой ковбойке подошел сзади и встал у стойки на расстоянии нескольких футов от Марис.
Терри издевательски улыбнулся:
— Что угодно мисс с Севера?
— Пиво, пожалуйста.
Ухмылка сбежала с липа бармена — ничего подобного он не ожидал. Впрочем, Терри быстро справился с удивлением и, сунув руку в охладитель, достал бутылку с длинным горлышком. Откупорив ее, он протянул бутылку Марис. Смахнув с горлышка пену, Марис сделала большой глоток прямо из бутылки, потом со стуком поставила посудину на стойку.
— Мне нужен Паркер Эванс, — громко сказала она. — Он здесь?
Облокотившись о стойку, Терри наклонился к ней:
— А кто его спрашивает?
Собравшиеся в баре мужчины одобрительно зашумели и засмеялись. Терри тоже расплылся чуть не до ушей, несомненно, гордясь собственной находчивостью, однако он Марис не интересовал. Повернувшись к залу, она обвела взглядом едва различимые в темноте и табачном дыму лица посетителей.
Посетители — около двух десятков мужчин — откровенно разглядывали ее. В баре была только одна женщина, одетая в коротко обрезанные джинсовые шорты и застиранную до прозрачности короткую майку, едва скрывавшую ее дряблые груди. В вырезе майки виднелась татуировка — головка кобры с развернутым клобуком. Одну руку женщина запустила в брюки сидевшего рядом кавалера, в пальцах другой дымился окурок гаванской сигары.
Стараясь справиться с волнением, Марис глубоко вздохнула и едва не поперхнулась. Воздух в баре был до того насыщен табачным дымом, запахами пива, горелого масла и мужского пота, что у непривычного человека могла запросто закружиться голова, но Марис постаралась отогнать от себя дурноту.
— Только дети играют в прятки, мистер Эванс! — сказала Марис.
Никто ей не ответил. Двое мужчин, сидевших за ближайшим столиком, заговорщически переглянулись, да какой-то пьянчужка салютовал ей из полумрака пивной бутылкой. Игроки у стола для пула тоже молчали. Они вообще не шевелились, и лишь один из них не спеша натирал мелом кий.
— Покажитесь же, будьте мужчиной! — добавила Марис чуть громче.
Снова никакого ответа. Поняв, что так она ничего не добьется, Марис шагнула к столику, за котором сидело трое мужчин в одинаковых клетчатых рубашках, и внимательно всмотрелась в их лица. Судя по их идиотским ухмылкам, эти трое вряд ли умели читать, не говоря уже о том, чтобы писать стоящую прозу.
— Я приехала специально, чтобы увидеться с вами!
— Как приехали, так и уедете! — Голос, раздавшийся из темного угла, вызвал в публике смешки.
Повернувшись в ту сторону, Марис вгляделась в лицо мужчины, сидевшего в одиночестве. На вид он был ровесником Майкла Стротера. Грубое, красное, обветренное лицо, наполовину скрытое короткой седой бородой, выдавало в нем моряка. На Марис он не смотрел. Взгляд его водянистых, в красных прожилках глаз был устремлен на бокал с какой-то темной жидкостью, который он крепко сжимал заскорузлыми от тяжелого труда пальцами.
